Стивен Кинг - Громила

Стивен Кинг

Громила

[1]

1

Тесс по возможности соглашалась на двенадцать выступлений в год. По тысяче двести долларов каждое – у нее выходило более четырнадцати тысяч. Это был ее пенсионный фонд. Она доблестно продолжала свою серию о Клубе любительниц вязания «Уиллоу-Гроув». Однако после двенадцати книг прекрасно понимала, что не сможет вымучивать эту тему до самой старости, даже если дамские общества книголюбов, которые составляли основу ее читательской аудитории, и продолжат – что вполне вероятно – читать ее сочинения. Нет, конечно же, нет: так можно дописаться и до «шедевров» типа «Клуб любительниц вязания „Уиллоу-Гроув“ отправляется в Терре-Хот»[2] или «Клуб любительниц вязания „Уиллоу-Гроув“ на международной космической станции».

Словно маленький трудолюбивый бельчонок, Тесс благополучно жила на вырученные за свои труды денежки, не забывая при этом делать «запасы на зиму». В последние десять лет ее накопления возрастали на двенадцать – шестнадцать тысяч долларов. Конечно, из-за резких колебаний фондового рынка накопленная сумма была не совсем такой, как ей хотелось, но, говорила она себе, если постараться – как маленький паровозик, который знал свое дело, – все должно получиться. Помимо этого, она еще трижды в год выступала бесплатно – так сказать, для успокоения совести – эдакого беспокойного человеческого органа, который, несмотря ни на что, время от времени все же давал о себе знать, когда она забирала свои честно заработанные деньги. Возможно, это происходило, оттого что болтовня и раздача автографов не совсем укладывались в давно сформировавшиеся представления Тесс о труде.

Помимо гонорара размером как минимум в тысячу двести долларов, было у нее и еще одно требование к организаторам: путь на машине в один конец до места должен предполагать только одну остановку на ночь. Это означало, что она редко выбиралась дальше Ричмонда на юг и дальше Кливленда на запад. Провести единственную ночь в мотеле было хоть и утомительно, но терпимо; две же ночевки подряд выбивали ее из колеи на неделю. Да и Фрицик, кот Тесс, не любил оставаться дома без хозяйки. Всякий раз, когда она возвращалась домой, он недвусмысленно напоминал ей об этом, навязчиво путаясь под ногами или предательски выпуская когти, устроившись у нее на коленях. И хоть Пэтси Макклейн, соседка, его исправно кормила, он в отсутствие Тесс почти ничего не ел.

Дело было не в том, что она боялась авиаперелетов или стеснялась выставлять приглашавшим ее организациям счета за дорожные расходы, точно так же, как она предъявляла им чеки за проживание в мотелях (что касается номеров, они никогда не были роскошными). Тесс попросту ненавидела толпы людей в аэропортах, беспардонный личный досмотр с полным сканированием, бесконечные задержки и то, как авиакомпании бессовестно стремятся брать деньги за все, что раньше предлагалось бесплатно. И еще это постоянное ощущение «невладения ситуацией» – вот оно-то было хуже всего. Стоило преодолеть нескончаемые проверки служб безопасности и получить приглашение на посадку, как приходилось вверять самое ценное, что у тебя было – жизнь, – в руки незнакомцев.

Разумеется, так же в определенном смысле происходило и на скоростных шоссе, куда ей неминуемо приходилось выбираться во время своих поездок, – какой-нибудь пьяный, не справившись с управлением, мог запросто перелететь через разделительную полосу и спровоцировать лобовое столкновение (и при этом, конечно же, выжить: пьяницам всегда везет). Однако за рулем у Тесс по крайней мере возникала иллюзия «владения ситуацией». Да и к тому же ей просто нравилось водить машину. Это ее успокаивало. Лучшие мысли подчас приходили ей в голову именно за рулем, когда она, выключив магнитолу, «на автомате» ехала по шоссе.

– В прошлой жизни ты наверняка была дальнобойщицей, – сказала как-то Пэтси Макклейн.

Тесс не верила ни в прошлые, ни в будущие жизни, придерживаясь мнения «имею то, что вижу». Однако ей нравилась идея некой жизни, где она представляла себя не миниатюрной женщиной с милым личиком и застенчивой улыбкой, зарабатывающей на жизнь сочинением незамысловатых детективчиков, а рослым парнем в ковбойской шляпе, отбрасывающей своими широкими полями тень на его обветренное лицо с выгоревшими от солнца бровями. Этот парень колесил по бесконечным дорогам страны на машине с живописно намалеванным на капоте бульдогом. И ему не требовалось тщательно подбирать наряд для очередного выступления – всегда лишь потертые джинсы да сапоги с пряжками по бокам. Впрочем, писать книги Тесс нравилось, не возражала она и против выступлений перед публикой, однако больше всего она любила управлять автомобилем. После поездки в Чикопи ей представлялось это забавным… Ну, не в том смысле, чтобы взять да посмеяться – нет-нет, это было вовсе не смешно.

2

Приглашение от «Букс энд браун бэггерз»[3] полностью удовлетворяло ее требованиям. Чикопи располагался в пределах шестидесяти миль от Стоук-Виллиджа; все мероприятие укладывалось в один день, а в качестве гонорара книголюбы предлагали не тысячу двести, а целых полторы тысячи долларов. Плюс, разумеется, дорожные расходы. Правда, последние в данном случае ожидались минимальными – даже без ночевки в каком-нибудь там «Кортъярд сьютс» или «Хэмптон инн». Пригласительное письмо пришло от некой Рамоны Норвил, которая объясняла, что хоть и является старшим библиотекарем Центральной библиотеки Чикопи, приглашение шлет как президент «Букс энд браун бэггерз», которое ежемесячно устраивало подобные дневные лекции. Людям предлагалось приносить с собой еду в пресловутых коричневых пакетах, и эти мероприятия пользовались большой популярностью. На двенадцатое октября была запланирована Джанет Иванович, однако та была вынуждена отменить свое выступление по семейным обстоятельствам – то ли свадьба, то ли похороны, Рамона Норвил не уточнила.

«Понимаю, что мы, не предупредив Вас заранее, вдруг вот так неожиданно нарушаем Ваши планы, – чересчур галантно указывала в послании мисс Норвил, – но, судя по Википедии, Вы живете тут по соседству, в Коннектикуте, а у нас в Чикопи так много поклонников Ваших „девочек“ из Клуба любительниц вязания, так что, помимо упомянутого гонорара, Вы получите самую глубокую благодарность. Вас будут помнить здесь вечно».

Тесс подумала, что помнить ее будут не дольше одного-двух дней, к тому же в октябре у нее уже имелось одно запланированное выступление на Литературной неделе в Хэмптонсе. Однако по Восемьдесят четвертому шоссе было совсем недалеко до Девяностого, а там до Чикопи рукой подать – туда-сюда, Фрицик и не заметит ее отсутствия.

Разумеется, в письме Рамоны Норвил был указан ее электронный адрес, и Тесс тотчас же ответила ей, сообщив, что размер гонорара и дата выступления ее устраивают, а по обыкновению, добавила, что раздача автографов продлится не более часа. «Мой кот начинает меня терроризировать, если меня нет дома к ужину и я собственноручно не покормлю его», – пояснила она. Затем Тесс попросила уточнить еще кое-какие моменты, хотя прекрасно знала, что от нее требуется, поскольку принимала участие в подобных мероприятиях с тридцати лет. Однако если таким «общественным деятелям» не задавать вопросов, они начинают волноваться, опасаясь, не явится ли очередная приглашенная гостья в каком-нибудь вызывающем виде – подшофе или без лифчика, например.

У Тесс возник соблазн намекнуть, что можно было бы оценить ее выступление и в две тысячи долларов, за то, что она оказалась, как говорится, «на подхвате». Однако она все же решила не перегибать палку. К тому же она сильно сомневалась, что продажи ее книг о любительницах вязания – а их накопилось ровно двенадцать – могли сравниться хотя бы с одним из похождений Стефани Плам[4]. Так или иначе – по правде говоря, Тесс это не особенно и волновало, – она была для Рамоны Норвил запасным вариантом. И требование «надбавки» смахивало бы на вымогательство. Полторы тысячи тоже вполне достойный гонорар. Правда, когда Тесс очнулась с расквашенным носом и разбитыми губами в подземной дренажной трубе, эта сумма уже не казалась ей достойной. Но намного ли достойнее все выглядело бы, окажись она там с двумя тысячами долларов? Или с двумя миллионами?

Вопрос, можно ли установить цену боли, насилию или страху, никогда Клубом любительниц вязания не рассматривался. Да и дело-то они по большей части имели не столько с самими преступлениями, сколько с их замыслами. Однако когда аналогичный вопрос вдруг возник у Тесс, она для себя ответила на него отрицательно. Ей представлялось, что за подобные преступления может быть лишь один вариант расплаты. И «Том» с Фрициком с ней согласились.

3

Рамона Норвил оказалась широкоплечей, пышногрудой, энергичной дамой лет шестидесяти, с румяными щеками, стрижкой «под ежик» и мощным как тиски рукопожатием. Она уже поджидала Тесс на автостоянке возле библиотеки прямо там, где паркуются «почетные гости». Вместо того чтобы пожелать Тесс «доброго утра» и отметить ее серьги (бриллиантовые «капельки» – каприз, стоивший нескольких ужинов и стольких же аналогичных выступлений), мисс Норвил чисто «по-мужски» поинтересовалась, по какому шоссе Тесс ехала.