Лина Ди
Открой
Вступление
Она лежала на кровати в изогнутой позе, свесив ногу и руку вниз, запрокинув голову вверх, навстречу рассвету.
А за большими прозрачными окнами небо окрашивалось алым дыханием невидимых сил. Вентилятор, стоявший в углу, был включен и смахивал со стеклянной тарелки остатки скрюченного изюма. Весь пентхаус был пропитан запахом дорогого алкоголя и ароматом ее любимых английских роз, расставленных повсюду.
Леди была пьяна и не помнила вчерашнюю ночь. Ей не хотелось просыпаться и вспоминать прошлую жизнь. На её нежном спящем лице застыли немой вопрос и странная ухмылка, странная и слегка пугающая.
В огромном двухъярусном пентхаусе, на сто третьем этаже с видом на Центральный парк и небоскребы, ей было очень комфортно днем. Ей нравилось наблюдать за шумным городом и быстрым течением жизни, бродить по улицам, рассматривая яркие рекламные щиты и гудящие машины. Но с наступлением темноты она будто остывала, время останавливалось, и одиночество безжалостно убивало её изнутри. Иногда, ночью, она вздрагивала во время сна и просыпалась вся в слезах, тяжело дыша, будто за ней гонится стая волков, включала музыку и снова пыталась уснуть.
Этой девушке пришлось стать очень сильной, чтобы не просто жить, а именно выжить.
Сейчас её богемный образ восхищает миллионы людей, знаменитое лицо притягивает к себе вспышки фотоаппаратов, но почти никто не знает, какую тайну хранит в себе Дэвис, – ни надоедливые журналисты, ни коллеги, ни персонал.
Лишь недавно, спустя много лет, она начала по чуть-чуть забывать чудовище и темную комнату, но каждый раз она съеживалась, услышав где-нибудь имя Кипера или встретив человека с похожими чертами лица.
Она просидела в темной комнате так много времени, что однажды с ужасом осознала, что начала забывать черты собственного лица.
И это была её лучшая драматическая роль первого плана, за которую она не получила «Оскар».
Её жизнь началась с чистого листа только лишь в 25 лет, только тогда, когда её мучитель исчез из жизни навсегда.
Исчез из её мира, но не памяти. Он лопнул, как мыльный пузырь, оставив мыльную жидкость на асфальте.
* * *– Первый раз?
Первый раз я ощутила себя знаменитой, когда увидела толпу молодых людей, стоявших в огромной километровой очереди. Они тянули ко мне руки и кричали, скандировали мое имя… они все пришли именно ко мне, пообщаться, получить автограф, посмотреть на меня и сфотографироваться со мной.
Это было для меня очень ново и, честно говоря, сбило с толку…
…я летела на большой скорости на своей красотке (тогда я водила сама) на собственное интервью на следующий день после презентации фильма «Дежавю по-американски», мотор ревел, как зверь… руки крепко сжимали руль, ясные глаза прокладывали маршрут. Чтобы отвлечься от страха, я предалась воспоминаниям о школе, я вспомнила школьную столовую, наш желтый школьный автобус и своих одноклассников, как мы мечтали попасть в старую пиццерию на 353 Cambridge Street. Тогда я жила с тетей в Бостоне, штат Массачусетс.
В то время тетя прививала мне любовь к церкви и балету, заставляла читать классическую литературу, а я – наперекор всем попыткам сделать из меня хорошую девочку – отрывалась на всю катушку. Каждый раз, нахулиганив, я улыбалась во все тридцать два зуба и убегала. Мне часто влетало от тети – она считала меня несносной девчонкой. А я не хотела меняться!
Однажды я покрасила котенка розовыми красками, в другой раз притащила в дом брошенных щенков, которых позже тетя благополучно отдала в приют. Я не могла сидеть на одном месте. Я всё время была чем-то занята. Мне всё было интересно. И я старалась не думать о смерти своих родителей. Просто молилась за них ночью, когда никто не слышал и не видел моего заплаканного веснушчатого лица.
Мне нравилось экспериментировать с одеждой с раннего детства и разрисовывать лицо «взрослыми красками». Я могла обкромсать джинсы или сделать какие-то брошки и аксессуары из разных материалов. Когда тетя уезжала по делам, и я оставалась одна, то бежала к магнитофону и включала музыку на всю громкость, дурачилась и пела перед зеркалом. Но после того как однажды соседи не выдержали шума и пригрозили тёте Розе заявлением в суд, мне очень сильно влетело. Задница горела неделю! Но это не остановило меня на следующий день снова включить музыку на всю громкость, и, подняв средние пальцы в воздух, я отправила соседям пламенный привет.
В школе у всех учителей на устах было мое имя. И их страшно раздражал мой хруст суставами, они постоянно повторяли: «Дэвис, ну сколько можно?» Я хихикала, и все сразу начинали смеяться. Да, да… школьный автобус… желтый школьный автобус забирал меня, как обычно, на Tremont Street, я плюхалась на первое сидение, которое было закреплено за мной, и кричала: «Трогай, Тим!» И мы ехали в адскую школу, где наши мозги перегружались ненужной бредятиной. Временами мы посмеивались над учителями (за их спинами, конечно), услышав наш шепот, они отворачивались с недовольными лицами.
Я помню, в первых классах я сидела с Сидом. Мы тыркали карандашом парты и громко смеялись. Учительница Дебора Стронг, полная женщина со странной дикцией, часто ругала нас. Но нам было все равно.
И вот… мои руки крепко держали руль, и я смотрела на людей, которые жаждали моего внимания. Их было несколько тысяч человек, и все они толкались в тесной очереди. Вот в тот момент я поняла, что стала знаменитой. Ну, скорее еще не знаменитой, но хотя… да… Потом меня узнали в супермаркете, затем – на заправке… Это было впервые.
Часть 1
Глава 1. Темная комната
* * *В детстве Саманта была похожа на пятнистого олененка Бэмби с большими каре-зелеными глазами. Красивая девочка, живая, непредсказуемая, очень активная, будто заводная игрушка. А как забавно она морщила носик, когда стеснялась! Да, Сэм умела стесняться, но это происходило крайне редко.
Её улыбка озаряла всё вокруг. Будь это школа, танцкласс или церковь, куда тетя Роза приводила Сэм на воскресные мессы.
Она нравилась мальчишкам в школе, но они часто дразнили её за яркие веснушки и звонкий голосок. Девочки, большая часть класса, недолюбливали её, но ей было всё равно – она была в «другой команде», Сэм была пацанкой.
Сэм всегда была собой и с самого детства демонстрировала свою яркую индивидуальность и свой характер. Она четко понимала, что ей нравится, а что нет. Ей всегда было легко сделать выбор и принять то или иное решение.
Только с тетей Розой она не могла договориться и очень часто, из-за этого замыкалась и уходила в себя.
Без матери, без отца, без любви, без надежд на светлое будущее.
* * *Над городом поднялся рассвет, мужчина, вздрогнув, стукнулся от испуга головой о стену, сел на кровать.
Никто не знал его настоящего имени, и он никак не мог допустить своего разоблачения.
Он пользовался разными именами для каждой назначенной цели, для каждого задания. Проснувшись, он назвал себя Джек Кипер.
«Дже-е-ек Ки-и-пер-р», – сладко просмаковал «Джек» свое новое имя по слогам, словно ноты, и, казалось, в этом имени было нечто темное и мистическое.
С детства Кипер был никому не нужным ребенком. Отца он не знал, а его мать была балериной. Так получилось, что Джек стал незапланированным ребенком, и его никто не ждал, никто не хотел. Джек был предоставлен сам себе с раннего детства.
Он неприкаянно шатался по улицам и копил в себе злость. Для холодной матери он стал обузой, родительница все время только и думала о том, как от него избавиться. Он чувствовал это и возненавидел её так же горячо, как ненавидела его мать, хотя, будучи ребенком, в душе надеялся, что когда-нибудь она сможет посмотреть на него другими глазами.
В школе он был пуглив и замкнут, дети смеялись над ним, кидали в него бумажки, высмеивали его одежду, смеялись над его дикцией. Джек картавил и иногда заикался, проглатывая слова.
Все обучение давалась ему с трудом. Он совсем не желал учиться, ему не было это интересно. Память была очень плохой. Учителя называли его рассеянным.
Каждый день он думал о том, что после уроков его нервная мать будет срывать на нем злость, что ночью будет рыдать от боли в ногах, а утром все начнется снова.
С детства Кипер, возненавидел всех балерин. Пуанты приводили его в ярость.
Бывали дни, когда мать брала его собой в театр на репетиции, но даже тогда она была ледяной статуей, перемещающейся по площадке, – неприкосновенная снежная королева.
Ему хотелось любви и внимания от единственного родного человека, но он слышал в ответ лишь тишину и шуршание платья. Она проклинала своего ребенка, повторяя даже вслух, как мантру, что он ошибка её жизни.
Вскоре его мать заболела и внезапно умерла – то ли от злости, то ли от другой ужасной болезни. Она умерла внезапно, хотя в тот день ничего не предвещало его большой потери. Она не встала с постели и не позвала на помощь, она тихо умерла во сне. Он пытался разбудить ее, но не смог. Заплакав, он понял, что уже никто не получит от нее то, о чем он мечтал всю свою жизнь, и сердце его обратилось в камень.