Над Парижем висело мутно-красное зарево, через которое пробивался свет только самых крупных звезд. Где-то далеко церковные часы пробили четыре с четвертью. Эрик нашел Эйфелеву башню, потом оглянулся на тигрицу. Ее не было, и он не почувствовал, как она ушла.
Вернувшись в гостиницу, он сразу пошел к Беатриче. Она не спала, сидела в постели с книгой и мандаринами.
— Я убил всех, — пустым голосом сказал Эрик. — Как ты думаешь, меня оправдывает то, что они напали первыми?
Беатриче обняла его.
— Я беспокоилась за тебя. Все хорошо?
— Да. Все обошлось. Утром на улице Конте будет пожар — восемь тел.
— Рядом с Хранилищем?
Эрик недоуменно посмотрел на Беатриче.
— Собор аббатства Сен-Мартен-де-Шан — Хранилище Науки и Техники.
— Век Просвещения, — брезгливо сказал Эрик. — Игрушки смертных, желающих скорее умереть.
— Не без того. Но я хотела бы сходить туда, если ты не против.
— Зачем?
Вместо ответа Беатриче показала Эрику обложку книги.
— «Маятник Фуко». И что?
— Это там, в аббатстве.
— Не сейчас.
— Конечно.
— И вернемся в Лондон сегодня же. Если в Париже не знали о Груммаре, то в Берлине, Вене и Женеве не знают и подавно. Я не хочу воевать с вампирами всей Европы. Мне не нравится то, что со мной происходит, когда я берусь за меч. Я никогда не был таким, даже когда был вампиром, и мне не хотелось бы таким становиться. Это безумие, которое я не могу усмирить. Может, это хорошее свойство для ведьмака, но я не ведьмак, что бы там ни говорил Регис.
— И кто же ты?
— Эрик. Просто Эрик.
Багаж был упакован и отправлен в Лондон. До вечернего поезда оставалось два часа. Из каких-то непонятных соображений Беатриче переоделась в черные рабочие брюки, белый свитер и замшевую курточку до талии. Черные волосы впервые на памяти Эрика были заплетены в косу и спрятаны под берет. Если не присматриваться к обуви, Беатриче можно было принять за хорошенького мальчика.
Эрик показал Беатриче дом, где обретались вампиры. Снизу невозможно было разглядеть скелеты на крыше, но запах дыма еще стоял в морозном воздухе. Собор Сен-Мартен-де-Шан был открыт. Эрик заплатил за вход и прошел через двор, гораздо более новый, чем само аббатство. Беатриче шла рядом, держа его за руку. Подкованные каблучки глухо стучали по стертым плитам.
Из розовых парижских сумерек они шагнули в темноту. Эрик почувствовал мгновенную потерю ориентации, словно земля и небо поменялись местами, и в лицо ему брызнула морская пена. Беатриче отпустила его руку и шагнула в сторону.
— Где мы? — спросил Эрик. — Это, — он показал на серое низкое небо, тяжелую, как свинец, воду пролива и золотисто-пурпурный остров за ним, — не похоже на что-то, доказывающее вращение Земли.
Беатриче улыбнулась и свистнула. Звук хлестнул по воде, как бич. Эрик вздрогнул и оглянулся. В миле к западу угадывался поселок. Ветер доносил оттуда запах рыбы и лангустов, бензина и горячих сосисок. У пристани виднелись похожие на несуразные башмаки пестрые лодки без мачт. Под ногами хрустела темная от влаги галька. Эрик повернулся к Беатриче и оскользнулся на пучке бурых водорослей.
— Вон то — Южный Эддисон, полуостров Воллэйс, штат Мэн, Соединенные Штаты Америки, Североамериканский континент, планета Земля, Солнечная система, галактика Млечный Путь. Но нам туда не надо.
— Как ты это делаешь?
— Не знаю. Просто иду, куда надо. Через пролив живут друзья. Если кто-нибудь дома, за нами придет лодка.
— А если нет?
— Тогда мы пойдем в Эддисон и найдем Майка Кроу. У него хороший катер и он никогда не отказывался перевезти меня. Хотя мне не хотелось бы объяснять, каким образом мы оказались здесь, не пройдя через поселок.
Эрик кивнул и сказал:
— Я все равно ничего не понимаю.
— Я знаю. Но я не могу объяснить.
От острова отошла легкая лодочка. Подпрыгивая на волнах, она резво шла к Кент-Коуву. Эрик разглядел в ней тонкую фигурку с летящими по ветру бледно-золотыми волосами, но не увидел ни весел, ни мотора, ни руля, словно это была не лодка, а легкий ивовый листок.
— Лери, — сказала Беатриче. — Странно.
— Почему?
— Я думала, он слишком юн, чтобы переправляться через пролив в такую погоду.
— Насколько юн?
— Ему двенадцать.
— Выглядит старше.
— Он эльф-полукровка, эльфы, как сиамские кошки, развиваются раньше.
— У тебя тоже есть эльфийская кровь?
— Нет.
— Не пойму, как он правит лодкой.
— Немного волшебства. Но я не думала, что он будет так успешен. Быстро же все меняется.
— Я не верю ни в эльфов, ни в их магию.
— Им нет до этого дела.
Эрик внимательно разглядывал Лери. Мальчик был тонок, нечеловечески строен, на узком треугольным лице светились огромные темно-голубые глаза. Его сознание было таким же ускользающим, как и сознание Беатриче, но холоднее. И хотя ветер срывал с гребней волн пену и брызги, на одежде Лери не было ни капли влаги.
Лодочка коснулась гальки и встала, как вкопанная. Лери выпрыгнул из лодки и они с Беатриче обнялись. Мальчик был всего на полтора дюйма ниже девушки, и явно тянулся вверх.
— Это Эрик, Лери, — сказала Беатриче. — Эрик Ксавьер де ла Кадена-Юскади.
— Лаурелиндолиен Лазарус, — сказал мальчик, протягивая Эрику руку. Тот пожал ее, ощутив силу, равную своей. — Для своих — Лери.
Он снова повернулся к Беатриче.
— Я уж думал, ты нас забыла, сестренка. Три года — это долго.
— Карма такая.
Лери и Беатриче рассмеялись.
— Садитесь в лодку. Мама ждет.
Лодочка почти не качалась. Эрик осторожно, чтобы не намочить легкие замшевые ботинки, шагнул в нее, помог усесться Беатриче. Лери скакнул в нее олененком, устроился на корме, и лодочка, чуть подпрыгнув, полетела к острову. Эрику не надо было смотреть на Лери и Беатриче, чтобы чувствовать их безмолвный оживленный диалог, в котором ему не было места. Они обменивались сплошным потоком образов, эмоций, чувств — Эрик словно стоял над водопадом и смотрел в поток.
— Сейчас утро или вечер? — спросил Эрик, оглядывая невразумительное блекло-серое небо.
— Что-то около трех часов пополудни, — немедленно ответил Лери. Не голос ручеек на камешках звенит, с иволгой переговаривается. — Начало октября, Солнце в Весах, год двухтысячный от Рождества Христова по местному исчислению, Серебряного Дракона по восточному календарю.
— Что за восточный календарь?
— Малый цикл — двенадцать лет, большой — шестьдесят. Три миллиарда человек могут позволить себе пользоваться собственной системой исчисления времени.
Эрик кивнул и повернулся к стремительно приближающемуся острову. На берегу не было видно ни строений, ни тропинок, только камни, галька, полоса плавника и лес — стеной.
Выйдя на берег, они молча пошли к лесу. Лери и Беатриче отчего-то «замолчали».
— Нам туда, — показал Лери под арку из переплетшихся алого клена и золотистого ясеня.
Все трое шагнули в нее одновременно. За аркой ярко светило солнце. Эрик увидел, что Беатриче падает, хотел поддержать, но окаменел: стройная девушка мгновенно обернулась черной с оранжевыми полосами тигрицей. Тигрица встряхнулась и прыжком скрылась в кустах. Эрик повернул голову к Лери, но и мальчика уже не было.
Перед Эриком был яркий осенний лес — клены, ясени и черные с золотом лиственницы. Меж них, еле видимая в высоких рыжих папоротниках, вилась тропинка. Где-то далеко барабанил дятел. Еще дальше, так далеко, что даже чуткий слух вампира едва улавливал этот звук, шумел прибой. Эрик снял пальто, перекинул его через плечо и пошел вперед.