Медин
wheelerson
© wheelerson, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Часть 1
Глава 1
Зима снова получалась странной, и Новый год собирался пройти бесснежно. И хорошо, если бы морозно и чистенько. Последние предпраздничные дни с утра крутило мокрым снегом, а к вечеру кляксы молочного неба безысходно таяли на сыром асфальте.
Андрей выдохнул на это горячим воздухом и скрыл за матовым пятном уличные проталины. «Который год праздника не чувствуется», – он слез с подоконника и окинул болезненным взглядом неуютную комнату. Который год он болеет накануне новогодней вечеринки в школе. На кухне бабушка заскрежетала тарелками. Фарфор о фарфор. Неприятный звук проколол правое ухо и застрял в левом, ватном от гриппа.
«Хотя, что значит „который год“? Всего лишь третий». Андрею – тринадцать лет, и три года назад вместо вечеринок были утренники: Дед Мороз в войлочном одеянии, девочки-снежинки, мальчики – д'артаньяны и мухоморы. Но Андрей и тогда болел. «А в образе больного приходить не хотелось».
Он с рождения был слабым, сопливым, внешне, но, правда, не внутри. Только внутреннее здоровье девочки не очень замечали. Хотя надо быть справедливым, и видели они Андрея редко. Может, лишь летом, да ранней осенью. На торжественной линейке в школе. Вот еще на новогодних вечеринках, куда последние два раза он заваливался с температурой и другом Колькой.
Колька был из тех друзей, что «друг так друг». Везде и всюду сопровождал Андрея, тумаки и радости делил с ним пополам. Можно сказать, что были они как два брата, хотя внешне и не скажешь: Андрей – худой, с прозрачной кожей, черными, взъерошенными волосами и большими аквамариновыми глазами. Колька – напротив, карапузный, с плюшевыми ручками и розовыми щечками, как это часто бывает – хоть леденец клади в бантичные губки. Был он полноват и неустойчив в своей простоватой одежде, но старался выглядеть вежливым, даже где-то деликатным и держаться с достоинством, как того требовали родители-ученые. Вернее, отец – сотрудник НИИ, и мать – школьный лаборант из кабинета химии.
Колька справедливо гордился родителями-интеллигентами. И тем обиднее было слышать ему от дворовых хулиганов свое прозвище «Колхозник». Не ясно, откуда оно появилось и зачем. Закрепилось по наитию и повисло в воздухе: как ни шел Колька по улице, серенький, тихий, так ему в спину неслось – «Колхозник!». Обидно – слезы из глаз. Да еще отец хмурый смотрел интеллигентным взором из окна четвертого этажа на сына-колхозника, шторка нервно дрожала в углу. Но ничего нельзя было поделать с дуростью людской. Не бегать же за хулиганами с объяснениями!
Можно было лишь поразмыслить, откуда что пошло. У Кольки существовала версия, которую он, будто оправдываясь, рассказал как-то Андрею. Связана она была с музыкальной школой, куда Кольку отдали родители «развиваться духовно и нравственно». «Чтоб не болтался по подъездам, – пояснил Колька, – сечешь?». А когда с такой целью, то все равно куда – попал в народные инструменты. Даже где-то в прямом смысле – наступил ногой на балалайку. Вот потом с этой балалайкой и коротал время после уроков. «То с тобой, то с ней», – виновато глядел Колька на Андрея. – Два года». Но Андрей это знал и лишь улыбался.
А во дворе, когда узнали, повели себя иначе. «Слышал, что Колька из сорок третьей на балалайке играет? Да ладно! Я тебе говорю! И на ложках деревянных! Смешно! По дому в лаптях ходит. Ну и ну! А я видел его с козой! Из какой же он деревни? Он ее на балконе прячет… Эй, восадулин-вогородин, покажи козу! А, куда побежал?! Стой, пастух! Эй, колхоз!»
Колька давно уже бросил музыкалку, обходил ее стороной, старался не общаться с мальчиками-габоистами, хотя парни были ничего. Но все тщетно: «Колхозник, грабли подбери!», – вырывалось всякий раз со стороны, и Колька лихорадочно начинал искать того, кто это кричал. «Да уж. Трус на трусе, – вздыхал Андрей. – Ни один тебе в глаза не скажет. Зато все из-за угла».
Колька махал рукой, выпрямлялся и становился Николаем: «Я их молча презираю, не хочу мараться. Мой Колхоzник им еще накостыляет». Это он говорил про своего персонажа в онлайновой игре. В смоделированном мире, где очень многие имели своих героев, Колька был серьезным воином – два уровня до максимального, запакован в волшебную сталь, с двуручной колотушкой древнего магического происхождения.
«Да, мой Андромед от одного твоего удара сляжет», – с уважением отмечал Андрей. Его герой был средней руки, усовершенствовался неактивно, можно сказать, вяло. В общем, вялый был герой. Колька же себе такого позволить не мог. Пусть в виртуальности, но он чувствовал себя так, как хотел.
«Вот с Призраком сходим в рейд на два оставшихся замка, и пусть тогда эта школота верещит, не дам им выполнить ни одного квеста», – сжимал мешочки-кулаки Николай, и было очевидно, что обещание свое сдержит. Многих из тех, кто третировал его в школе и дворе, он уже побивал при случае магической колотушкой в темя, но теперь все шло к тому, что набравши максимальную силу, Николай вовсе не даст никому из противников нормально жить. Особенно в компании таинственного Призрака.
Этот, до сих пор неизвестный друзьям персонаж, был в игре, казалось, всегда. И с первых дней им благоволил – помогал проходить сложные квесты, снабжал уникальной броней, оружием и зельями. Конечно, это смущало. Но расспросы в чате утыкались лишь в жизнерадостные смайлики, иногда в «привет-пока». В итоге, спустя месяц совместных игр, все, что знали о Призраке друзья – то, что он из их города. И все.
– Может, маньяк какой, – вопросительно открывал рот Колька, – так ведь часто бывает. Сейчас он тебе двадцать пучков эльфийской жимолости, а завтра позовет знакомиться в кафе… и кранты, ищи тебя в канализации.
– Чего это меня? – болезненно улыбался Андрей. – Ты с ним больше играешь, вот тебе и отдуваться.
Колька делал испуганные глаза и кусал нижнюю губу.
– Я никуда не пойду!
– Ну он еще никуда и не зовет, – разводил руками Андрей, – и, скорее всего, не позовет. Если бы хотел, давно бы пригласил. А так нет. Странный маньяк. Может все-таки кто-то из нашего класса? Или параллельного?
– Нет, вряд ли. Я закидывал удочку. Все, у кого прокаченные герои, сами задаются вопросом «Кто такой Призрак?». Ты же сам видел, как Лешка Григорьев слег от него на Арене. А у Лешки персонаж круче моего. Все остальные слабее – Антоха Озерский, Мишка Волчек, Виталик Моталин вообще стороной Призрака обходят. Нет, он не из наших.
– Тем страннее, что нам помогает, – заключал Андрей и бросал взгляд в окно, будто рассчитывал среди влажных декабрьских крыш разглядеть ту, под которой скрывался загадочный паладин в черных золотовязных доспехах.
Складывалось ощущение, что он и в реальности был такой, как в игре. Здоровый, сильный, искушенный боец. Именно ощущение: с тех пор как Призрак появился в онлайне, Андрей почувствовал его настоящую отеческую защиту. И это притом, что родной отец у Андрея был, но находиться в игре, пусть даже из каких-то невероятных соображений, никак не мог. Капитан российской атомной подводной лодки Сергей Петрович Медин в эти дни возвращался из дальнего похода и еще толком на поверхность не всплывал, держа курс на архангельскую базу. Ждали его как раз к Новому году, бабушка все мыла посуду и каждый день норовила оторвать лишний листок календаря, словно это могло ускорить возвращение сына. «Как никогда долго», – вздыхала она и автоматически смотрела на часы.
Отца, и правда, уже не было давно – уезжал, когда лежал снег, которого сейчас, в декабре, нет. Уезжал спешно, в ночь. Лишь с бабушкой присели на дорожку, а Андрей, больной, вышел в желтый от лампы коридор. Отец был мрачен, и свет усиливал тени на его бледном лице. Те небольшие несколько минут с ними в коридоре сидела растрепанная тревога. И ушла она вместе с отцом в открытую дверь, оставив свой неприятный ворсистый хвост…
А потом ничего, стало легче, хвост истончился и вытянулся сквозняком через пару недель. Отец сообщал, что дежурство идет нормально и «янки не высовывают носа». Бабушка не пыталась это объяснять, считая Андрея еще маленьким для подобных разговоров. Но Андрей прекрасно понимал, что речь идет об американцах, которые плавали там же, где и отец – на Северном полюсе, и, так же как и отец, были готовы стрелять, выполняя приказы своих генералов. То, что они «не показывали носа» тогда, а потом полгода спустя, очень даже радовало домашних капитана Медина. Ведь он был единственной опорой у своей престарелой матери и болезненного сына в бурной и непредсказуемой, местами порывистой, России.
«Возвращайся, папка, мы тебя ждем», – тихо шептал мерзлыми вечерами, сидя на подоконнике, одинокий Андрей, вглядываясь в тоскливые огни северного города. Где-то там спал Колька, где-то – поверженный Лешка Григорьев, всезнайка Озерский, хулиган Волчек и Виталик Моталин. А еще спала девочка Лиза. Лиза Васнецова. Создание невероятной красоты. По крайней мере, так считал Андрей, потому что он был в нее беззаветно влюблен. И как это иногда бывает – влюблен тихо, трепетно и безмолвно, нежным огоньком из незаметного окна. Свет от него Лизу не достигал, хотя она и жила с Андреем в одном дворе. Не настигал и в школе. «Это притом, что учимся в одном классе», – сокрушался Андрей, вспоминая, как раз или два сидел с ней за одной партой. Ну и конечно, осенью, стоял на линейке.