Иван Иванович Панаев
Стихотворения
Биографическая справка
Иван Иванович Панаев родился 15 марта 1812 года в Петербурге, в родовитой и богатой дворянской семье. С 1824 по 1830 год он учился в Благородном пансионе при Петербургском университете. Окончив пансион, Панаев поступил на службу в департамент государственного казначейства, а в 1834 году перешел в департамент народного просвещения, где состоял при редакции «Журнала министерства народного просвещения». Выйдя к 1845 году в отставку, он целиком занялся литературой. Умер Панаев в Петербурге 18 февраля 1862 года.
Первые литературные опыты Панаева относятся ко времени учения в пансионе, где он писал стихи и редактировал ученический журнал. Первое стихотворение Панаева было напечатано в 1828 году («Кокетка», в «Северной пчеле» № 61). Затем в различных изданиях появилось еще несколько бледных, подражательных стихотворений. В зрелые годы Панаев лирических стихов не публиковал и, видимо, не писал. Как прозаик он выступил в 1834 году, сотрудничая в «Библиотеке для чтения», «Сыне отечества», «Отечественных записках» и других периодических изданиях и альманахах. Ранние рассказы и повести написаны им под влиянием романтической прозы А. Марлинского.
Решающую роль в становлении Панаева как писателя сыграло его знакомство с Белинским (1839), которое переросло затем в дружбу.
Преодолев увлечение романтизмом, Панаев начинает создавать бытовые нравоописательные очерки и рассказы, находя темы в окружающей жизни, и становится одним из зачинателей, а затем и виднейших представителей «натуральной школы».
В 1839 году Панаев сделался одним из ведущих сотрудников «Отечественных записок», которыми фактически руководил тогда Белинский. Он напечатал в журнале «физиологические» очерки, ряд повестей и рассказов. Большой успех у современников имели «Онагр» (1841), «Актеон» (1842), «Литературная тля» (1843) и другие. Главная тема зрелого творчества Панаева – сатирическое изображение столичного аристократического общества и провинциального дворянства, нравов литературной среды.
В 1847 году вместе с Некрасовым Панаев стал издателем-редактором журнала «Современник» и оставался на этом посту до конца жизни. В «Современнике» он напечатал повесть «Родственники» (1847), роман «Львы в провинции» (1852). Под псевдонимом «Новый поэт» Панаев опубликовал в журнале множество обзоров, фельетонов, очерков. В 1851—1855 годах он вел ежемесячное обозрение «Заметки и размышления Нового поэта по поводу русской журналистики», а в 1855—1861 годах – «Петербургская жизнь. Заметки «Нового поэта»».
Последние годы жизни Панаев писал мемуары. Ему принадлежат «Воспоминания о Белинском» (1860) и «Литературные воспоминания» (1861).
Немалую известность Панаев приобрел как поэт-пародист. Первые его пародии появились в «Отечественных записках» в 1843 году и печатались сначала там, а затем в «Современнике» – в фельетонах Нового поэта или отдельно. Пародии Нового поэта направлены против всего застойного, бесцветного в русской поэзии 40-х – первой половины 50-х годов, прежде всего – против эпигонов романтизма и сторонников «чистого искусства». Излюбленные объекты его пародий – Бенедиктов, Кукольник, в оценке которых Новый поэт был близок к Белинскому, затем – Щербина, Ростопчина и др.
Итогом деятельности Панаева-пародиста явился сборник «Собрание стихотворений Нового поэта» (СПб., 1855).[1] С большей полнотой пародии Панаева собраны в пятом томе его шеститомного «Первого полного собрания сочинений» (СПб., 1888—1889); здесь же помещено несколько ранних лирических стихотворений Панаева.
К чудной деве
Красоты ее мятежнойВ душу льется острый яд…Девы чудной, неизбежнойСоблазнителен небрежныйИ рассчитанный наряд!Из очей ее бьет пламень,Рвется огненный фонтан,А наместо сердца – каменьИскусительнице дан!Ею движет дух нечистый,В ней клокочет самый ад —И до пят косы волнистойВороненый бьет каскад.Всё в ней чудо, всё в ней диво:Ласка, гнев или укорИ блестящий, прихотливый,Искрометный разговор…Он стоял в ее уборной,Страстно ей смотрел в лицоИ, страдая, ус свой черныйВсё закручивал в кольцо.<1842>
К друзьям
Где вы, товарищи? Куда занес вас рок?Вы помните ль, как мы, хмельной отваги полны,Собравшись в дружески-отчаянный кружок,Шумели, будто бы в речном разливе волны?Тех дней не воротить! Всему своя пора!..Они исчезнули, как светлое виденье…Блажен, кто пьянствовал от ночи до утра,Из бочек черпая любовь и вдохновенье!Блажен, стократ блажен!.. Встречая Новый год,В мечте я прошлые года переживаю,Беспечные года возвышенных забот,И издалёка к вам, товарищи, взываю!Примите дружески-бурсацкий мой привет,Порыв души моей студенческой и чистой, –Студенческой, друзья (хотя мне сорок лет)!За ваше здравие и счастье ваш поэтПьет херес бархатный и чудно-маслянистый!<1842>
Наполеон
. . . .Фосфорным светом вдохновенийЕго блистает голова…Вот он, вот он, сей чудный гений,Чьи громоносные словаЕвропа с ужасом внимала;Пред кем, безмолвная, она,Склонясь во прахе, трепеталаИ колыхалась, как волна!Зарытый в мечты и окутанный мглою,Один на горе, исполин, он стоит…Заутра он двинет полки свои к бою,И кто, дерзновенный, пред ним устоит?..Отважный виновник отчаянной брани,Вперяя в грядущее стрелы очей,Внимая свист ядер и гром восклицаний,Он сердцем ликует при звуке мечей!О гигант огнегремучий!Разрывая бурей тучи,Ты погибелью дышал!..Как орел мощно-крылатый,Мир в когтях своих держалИ, как он, сей царь пернатый,Гордо в облаках ширял!Над стихией ты смеялся,Громом, как Зевес, играл,В ризы молний облачалсяИ вселенной потрясал!... . . .. . . .. . . .И что ж, титан, с тобою совершилось?Звезда твоя за тучу закатилась…Разверзлось гибели жерло,И поле битвы осветилосьКровавым солнцем Ватерло!Державный исполин промчался меж полками,Блеснув очей своих победными лучами.Он двинул гвардию – и вот раздался гром,И, руки уложив на грудь свою крестом,Он с думой мрачною и царственно-глубокойС холма взирал на бой, недвижный, одинокой!Земля застонала, земля задрожала,Как море, ее воздымается грудь;Вот молния, вспыхнув, в дыму засверкалаИ смерти широкий очистила путь.И рыщет смерть, и гибельный свинецВ рядах бестрепетных творит опустошенье…Уж близко замыслов гигантское крушенье…И на главе его колеблется венец!. . . . .<1843>
К азиятке
Вот она – звезда Востока,Неба жаркого цветок!В сердце девы страстноокойЛьется пламени поток!Груди бьются, будто волны,Пух на девственных щеках,И, роскошной неги полны,Рдеют розы на устах;Брови черные дугою,И зубов жемчужный ряд,Очи – звезды подо мглою —Провозвестники отрад!Всё любовию огнистой,Сумасбродством дышит в ней.И курчаво-смолянистойНа плече побег кудрей…Дева юга! пред тобоюБездыханен я стою:Взором адским как стрелоюТы пронзила грудь мою!..Этим взором, этим взглядом,Чаровница! ты мне вновьАзиятским злейшим ядомОтравила в сердце кровь!..<1843>
Могила
С эффектом громовым, победно и мятежноТы в мире пронеслась кометой неизбежной,И бедных юношей толпами наповал,Как молния, твой взгляд и жег, и убивал!Я помню этот взгляд фосфорно-ядовитый,И локон смоляной, твоим искусством взбитый,Небрежно падавший до раскаленных плеч,И пламенем страстей клокочущую речь;Двухолмной груди блеск и узкой ножки стройность,Во всех движениях разгар и беспокойность,И припекавшие лобзаньями уста —Венец красы твоей, о дева-красота!Я помню этот миг, когда, царица бала,По льду паркетному сильфидой ты леталаИ как, дыхание в груди моей тая,Взирая на тебя, страдал и рвался я,Как ныне рвуся я, безумец одинокой,Над сей могилою заглохшей и далекой.<1846>
Серенада
В томной неге утопая,Сладострастия полна,Лунным светом облитая,Вот Севилья, вот она!
Упоительно-прекрасенИ вкушая сладкий мир,Вот он блещет, горд и ясен,Голубой Гвадалквивир!
Близ порфировых ступеней,Над заснувшею водой,Там, где две сплелись сирени, –Андалузец молодой:
Шляпа с длинными полями,Плащ закинут за плечо,Две морщины над бровями,Взор сверкает горячо.
Под плащом его – гитараИ кинжал – надежный друг;В мыслях – только донья Клара…Чу! – и вдруг гитары звук.
С первым звуком у балконаПромелькнула будто тень…То она, в тени лимона,Хороша как ясный день!
То она! И он трепещет,Звуки льет как соловей,Заливается – и мещетОгнь и пламень из очей.
Донья внемлет в упоеньи,Ей отрадно и легко…В этих звуках, в этом пеньиВсё так страстно-глубоко!
Под покровом темной ночи,Песни пламенной в ответ,Потупляя скромно очи,Донья бросила букет.
В томной неге утопая,Сладострастия полна,Лунным светом облитая,Вот Севилья, вот она!<1846>
К***