Саша Черный
Смех сквозь слезы
Из книги «Сатиры»
Критику
Когда поэт, описывая даму,Начнет: «Я шла по улице.В бока впился корсет», —Здесь «я» не понимай, конечно, прямо —Что, мол, под дамою скрывается поэт.Я истину тебе по-дружески открою:Поэт – мужчина. Даже с бородою.
1909
Всем нищим духом
Пробуждение весны
Вчера мой кот взглянул на календарьИ хвост трубою поднял моментально,Потом подрал на лестницу, как встарь,И завопил тепло и вакханально:«Весенний брак! Гражданский брак!Спешите, кошки, на чердак…»
И кактус мой – о, чудо из чудес! —Залитый чаем и кофейной гущей,Как новый Лазарь, взял да и воскресИ с каждым днем прет из земли все пуще.Зеленый шум… Я поражен:«Как много дум наводит он!»
Уже с панелей смерзшуюся грязь,Ругаясь, скалывают дворники лихие,Уже ко мне забрел сегодня «князь»,Взял теплый шарф и лыжи беговые…«Весна, весна! – пою, как бард, —Несите зимний хлам в ломбард».
Сияет солнышко. Ей-богу, ничего!Весенняя лазурь спугнула дым и копоть,Мороз уже не щиплет никого,Но многим нечего, как и зимою, лопать…Деревья ждут… Гниет вода,И пьяных больше, чем всегда.
Создатель мой! Спасибо за весну! —Я думал, что она не возвратится, —Но… дай сбежать в лесную тишинуОт злобы дня, холеры и столицы!Весенний ветер за дверьми…В кого б влюбиться, черт возьми?
1909
«Все в штанах, скроённых одинаково…»
Это не было сходство,допустимое даже в лесу, —это было тождество,это было безумное превращениеодного в двоих.
Л. Андреев. «Проклятие зверя»Все в штанах, скроённых одинаково,При усах, в пальто и в котелках.Я похож на улице на всякогоИ совсем теряюсь на углах…
Как бы мне не обменяться личностью:Он войдет в меня, а я в него, —Я охвачен полной безразличностьюИ боюсь решительно всего…
Проклинаю культуру! Срываю подтяжки!Растопчу котелок! Растерзаю пиджак!!Я завидую каждой отдельной букашке,Я живу, как последний дурак…
В лес! К озерам и девственным елям!Буду лазить, как рысь, по шершавым стволам.Надоело ходить по шаблонным панелямИ смотреть на подкрашенных дам!
Принесет мне ворона швейцарского сыра,У заблудшей козы надою молока.Если к вечеру станет прохладно и сыро,Обложу себе мохом бока.
Там не будет газетных статей и отчетов.Можно лечь под сосной и немножко повыть.Иль украсть из дупла вкусно пахнущихсотов,Или землю от скуки порыть…
А настанет зима – упираться не стану:Буду голоден, сир, малокровен и гол —И пойду к лейтенанту, к приятелю Глану:У него даровая квартира и стол.
И скажу: «Лейтенант! Я – российскийписатель,Я без паспорта в лес из столицы ушел,Я устал, как собака, и – веришь, приятель, —Как семьсот аллигаторов зол!
Люди в городе гибнут, как жалкие слизни,Я хотел свою старую шкуру спасти.Лейтенант! Я бежал от бессмысленной жизниИ к тебе захожу по пути…»
Мудрый Глан ничего мне на это не скажет,Принесет мне дичины, вина, творогу…Только пусть меня Глан основательно свяжет,А иначе – я в город сбегу.
1907 или 1908
Опять
Опять опадают кусты и деревья,Бронхитное небо слезится опять,И дачники, бросив сырые кочевья,Бегут, ошалевшие, вспять.
Опять, перестроив и душу, и тело(Цветочки и летнее солнце – увы!),Творим городское, ненужное делоДо новой весенней травы.
Начало сезона. Ни света, ни красок,Как призраки, носятся тени людей…Опять одинаковость сереньких масокОт гения до лошадей.
По улицам шляется смерть. ПроклинаетБезрадостный город и жизнь без надежд,С презреньем, зевая, на землю толкаетНесчастных, случайных невежд.
А рядом духовная смерть свирепеетИ сослепу косит, пьяна и сильна.Всё мало и мало – коса не тупеет,И даль безнадежно черна.
Что будет? Опять соберутся ГучковыИ мелочи будут, скучая, жевать,А мелочи будут сплетаться в оковы,И их никому не порвать.
О, дом сумасшедших, огромный и грязный!К оконным глазницам припал человек:Он видит бесформенный мрак безобразный,И в страхе, что это навек,
В мучительной жажде надежды и красокВыходит на улицу, ищет людей.Как страшно найти одинаковость масокОт гения до лошадей!
1908
Культурная работа
Утро. Мутные стекла как бельма,Самовар на столе замолчал.Прочел о визитах ВильгельмаИ сразу смертельно устал
Шагал от дверей до окошка,Барабанил марш по стеклуИ следил, как хозяйская кошкаЛовила свой хвост на полу.
Свистал. Рассматривал тупоКомод, «Остров мертвых», кровать.Это было и скучно, и глупо —И опять начинал я шагать.
Взял Маркса. Поставил на полку.Взял Гете – и тоже назад.Зевая, подглядывал в щелку,Как соседка пила шоколад.
Напялил пиджак и пальтишкоИ вышел. Думал, курил…При мне какой-то мальчишкаНа мосту под трамвай угодил.
Сбежались. Я тоже сбежался.Кричали. Я тоже кричал.Махал рукой, возмущалсяИ карточку приставу дал.
Пошел на выставку. Злился.Ругал бездарность и ложь.Обедал. Со скуки напилсяИ качался, как спелая рожь.
Поплелся к приятелю в гости,Говорил о холере, добре,Гучкове, Урьеле д’Акосте —И домой пришел на заре.
Утро… Мутные стекла как бельма.Кипит самовар. Рядом «Русь»С речами того же Вильгельма.Встаю – и снова тружусь.
1910
Желтый дом
Семья – ералаш, а знакомые – нытики,Смешной карнавал мелюзги,От службы, от дружбы, от прелой политикиБезмерно устали мозги.Возьмешь ли книжку – муть и мразь:Один кота хоронит,Другой слюнит, разводит грязьИ сладострастно стонет…
Петр Великий, Петр Великий!Ты один виновней всех:Для чего на Север дикийПонесло тебя на грех?
Восемь месяцев зима, вместо фиников —морошка.Холод, слизь, дожди и тьма —так и тянет из окошкаБрякнуть вниз о мостовую одичалойголовой…Негодую, негодую… Что же дальше,боже мой?!
Каждый день по ложке керосинаПьем отраву тусклых мелочей…Под разврат бессмысленных речейЧеловек тупеет, как скотина…
Есть парламент, нет? Бог весть,Я не знаю. Черти знают.Вот тоска – я знаю – есть,И бессилье гнева есть…Люди ноют, разлагаются, дичают,И постылых дней не счесть.
Где наше – близкое, милое, кровное?Где наше – свое, бесконечно любовное?Гучковы, Дума, слякоть, тьма, морошка…Мой близкий! Вас не тянет из окошкаОб мостовую брякнуть шалой головой?Ведь тянет, правда?
1908
Интеллигент
Повернувшись спиной к обманувшей надеждеИ беспомощно свесив усталый язык,Не раздевшись, он спит в европейской одеждеИ храпит, как больной паровик.
Истомила Идея бесплодьем интрижек,По углам паутина ленивой тоски,На полу вороха неразрезанных книжекИ разбитых скрижалей куски.
За окном непогода лютеет и злится…Стены прочны, и мягок пружинный диван.Под осеннюю бурю так сладостно спитсяВсем, кто бледной усталостью пьян.
Дорогой мой, шепни мне сквозь сон по секрету,Отчего ты так страшно и тупо устал?За несбыточным счастьем гонялся по светуИли, может быть, землю пахал?
Дрогнул рот. Разомкнулись тяжелые вежды,Монотонные звуки уныло текут:«Брат! Одну за другой хоронил я надежды,Брат! От этого больше всего устают.
Были яркие речи и смелые жестыИ неполных желаний шальной хоровод.Я жених непришедшей прекрасной невесты,Я больной, утомленный урод».
Смолк. А буря все громче стучала в окошко.Билась мысль, разгораясь и снова таясь.И сказал я, краснея, тоскуя и злясь:«Брат! Подвинься немножко».
1908
Диета
Каждый месяц к сроку надоПодписаться на газеты.В них подробные ответыНа любую немощь стада.
Боговздорец иль политик,Радикал иль черный рак,Гениальный иль дурак,Оптимист иль кислый нытик —На газетной простынеВсе найдут свое вполне.
Получая аккуратноКаждый день листы газет,Я с улыбкой благодатной,Бандероли не вскрывая,Аккуратно, не читая,Их бросаю за буфет.
Целый месяц эту пробуЯ проделал. Оживаю!Потерял слепую злобу,Сам себя не истязаю;Появился аппетит,Даже мысли появились…Снова щеки округлились…И печенка не болит.
В безвозмездное владеньеОтдаю я средство этоВсем, кто чахнет без просветаНад унылым отраженьемЖизни мерзкой и гнилой,Дикой, глупой, скучной, злой…
Получая аккуратноКаждый день листы газет,Бандероли не вскрывая,Вы спокойно, не читая,Их бросайте за буфет.
1910