Переводческий семинар Аркадия Акимовича Штейнберга. В первом ряду, рядом с маэстро — Любовь Якушева.
Ровно через два года — високосный 1984 год! — не стало обоих.
Фото А.Н.Кривомазова, 1982.
ОБ АВТОРЕ
Любовь Якушева (1947–1984) не дожила до первой своей книги нескольких месяцев. Названная автором “Легкий огонь”, она вышла в издательстве “Советский писатель”. Посмертно опубликованы два сборника избранных стихотворений и книга переводов.
Стихи пережили поэта, что не часто бывает в наше не слишком отзывчивое время.
Абсолютно доброжелательная, но очень требовательная, Люба часто говорила о тех или иных стихах своих современников: “Это не будет жить долго, у него неглубокие корни”.
Видимо, она, сама человек культуры, считала важным бытование, подхват опубликованного стихотворения в творчестве других. У этого есть много разных ипостасей: отклик, посвящение, цитация, филологические разборы, перевод на другие языки, музыка, созданная на слова или под впечатлением, художественная иллюстрация, включение в тематическую антологию.
Все это присутствует в посмертной судьбе Любы Якушевой.
Совсем на днях издательство “Православный паломник” выпустило книгу “Ива — сестра наша. Поэтическое приношение дереву” с превосходными графическими иллюстрациями Владимира Тихомирова. Туда вошло стихотворение Любы Якушевой из цикла “Тарханкут” (Тарханкут — это полуостров на полуострове, западная оконечность Крыма).
Степь! Тоску мою развей!Пусть заря течет по коже.Веет, веет суховей —Может, ветер мне поможет
душу легкую моюразметать степною пыльюпо песку, по ковылюда по ласточкиным крыльям,
чтоб не думать, не страдать,словно ива у колодца,а летать, летать, летать —хоть до неба, хоть до солнца!
Может на первый неглубокий взгляд показаться, что стихи не об иве, что она здесь упомянута вскользь. Однако ведь автор приписывает иве то, что в пушкинской характеристике соответствует высшему проявлению человеческого достоинства: “ я жить хочу, чтоб мыслить и страдать”.
Жажда полета — чудный мимолетный порыв, а мыслить и страдать — пожизненный благородный удел.
Раннее стихотворение Якушевой объяснило название антологии “Ива — сестра наша”.
Мыслить и страдать — формула человечности. Ива — человечна.
Можно еще много привести примеров подобного отклика на стихи Любови Якушевой. И объясняется это, на мой взгляд, в частности, и тем, что они в лучшем смысле слова хрестоматийны. Я бы назвала хрестоматийными серьезные, недетские стихи, которые можно и нужно читать детям. И вот таких стихов много есть в книгах Якушевой.
Никогда нет у нее ни инфантильной манерности, ни другого недуга, поразившего многих даже даровитых стихотворцев — развязности (Достоевский заметил в “Дневниках писателя”: “Посредственность развязна”), поэтому ее стихи, включая в свой текст земные категории, имеют счастливое свойство “летать у небесных потолков”, как сказала сама поэтесса.
При жизни ее знали как поэта немногие. Да и кто из поколения нынешних пятидесятилетних был знаменит? Cамые даровитые, дабы не оторваться от печатного станка, шли в переводчики. Впрочем, о Любе Якушевой нельзя сказать, что она пошла в перевод, для нее это было любимое дело наряду с писанием оригинальных стихов. Весьма редко переводила она по заказу, хотя предложения были: хороший поэт, знающий все европейские языки, включая древние, всегда находка. Но она переводила лишь тех поэтов, которыми была в соответствующие периоды жизни увлечена. По образованию филолог-классик и специалист по искусству классической древности (едва ли не единственная студентка, отстоявшая свое право учиться одновременно на двух факультетах МГУ — филфаке и истфаке), начинала она с переводов Сафо и Катулла. Потом открыла для себя греческую поэзию ХХ века — Кавафиса, Сефериса, Элитиса.
Ее переводы сочетают в себе экспрессию и точность. Выдающиеся мастера перевода неизменно отмечали ее. Так, на полях переведенного Любой стихотворения Эйхендорфа “Беснуется ветер осенний…” осталась заметка Аркадия Акимовича Штейнберга: “Очаровательный перевод! Это подлинный Эйхендорф и это прелестные, чистые стихи русские. Весь бы Эйхендорф был так передан!”
А.Шарапова
К МУЗЕ
Возвратилась ты — спасибо!Нагляжусь ли на тебя?Так нечаянно красива,что все горести скрепя,я к тебе навстречу выйду,от восторга рассмеюсь,позабуду все обиды,все сомненья, слезы, грусть,твое долгое витаньегде-то в дальней стороне…Во сто крат с тобой свиданьедрагоценней стало мне!Ну, пора! Начну с названьяслов волшебных надо мной.Мне легко писать, — дыханьеощущая за спиной.
ОБЛАКА
Провалы в высоту,бездонные проемы,для перелетных птицживые водоемы.
Взлетает от руки,от ветра убываетзаоблачная плотьи клочья обрывает
молочных парусов,плывущих горделиво,как будто на холстесчастливца-примитива.
Плыви, небесный флот!Вызванивайте, склянки!Я буду ждать тебяна следующей стоянке,
куда бегу стремглав,дыханья не жалея,куда бежит со мнойкленовая аллея.
А если упаду,а если не успею,зажги по мне звезду,повесь ее на рею.
ПОСВЯЩЕНИЕ ОСЕНИ
Замелькали твои алые листывдоль по ветру мимо дач оцепенелых.Я спешу к тебе, закрыв глаза, но ты —ты уходишь. Откружилась, откипела.
Почему, когда вернуть тебя хотят,ты уходишь, ни минуты не помедлив,бросив царственный подарок — листопад —из одежд твоих, прекрасных и последних?
Ты уходишь. Это мудро — уходить,если кто-то еще просит, чтоб осталась,умирать, хоть кто-то просит еще жить,оставлять нам на прощанье эту малость, —
плащ упавший — нам, оставшимся в живых,нам — веселым и насмешливым невеждам.Ну, а я — я посвящаю тебе стих!Легкий реквием, нанизанный на нежность.
А потом, когда настанет мой черед,Мы с тобою поменяемся местами, —я прошу тебя, отпразднуй мой уходлистопадом своим, радостным, как пламя!
" Природа — золото. Запущенных садов "
Природа — золото. Запущенных садовпрекрасен вид. И вечеру вдогонкуплывет ковер кленовый и немой.В карманы руки заложив, хожу,плечами задевая за туман.Предметы контуров неясны и светлы,как в добром сне.Уснувшая земля!Футбольный мяч летает по асфальту…И сторожит кленовые поляземная тишь, оглохшая от крика.Давайте молча Родину любить.
ФЕРАПОНТОВО
Костер горел,И падал прах костра.Стояли дни тихи.а жизнь была остра.
И голоса коровбудили утром нас,и тело куполовхранил суровый Спас.
Озер степная гладь,слепые вечера, —земная благодать,души моей сестра
Так этот тихий свет,так этот строгий Спас,светя из давних лет,спасали что-то в нас.
" По окну царапнет веткой в феврале "
По окну царапнет веткой в феврале —это будет непременно поутру.Чтобы стало веселее — на стеклея глазок в холодном кружеве протру.
Грустно, знаю, это близится февраль,Да и дней-то у меня наперечет.И так хочется, чтоб кто-нибудь соврал,что по коже моей холод не течет,
что уйдет зима из перьев снегирей,что оттают звезды в маленьких ручьях,что возможно стать наивней и мудрей,за любовь и постоянство поручась.
В ПОЕЗДЕ
Россия, златорунные поля!Широкий край, лесами окаймленный,В окне вагона, зренье опаля,мелькает золотым или зеленым.Раскрой окно — и яростный напорпотока воздуха собьет дыханье,и сердце, тихое до этих пор,вдруг задрожит, как ложечка в стакане.
И ты почувствуешь впервые больне оттого, что больно сердцу биться,а потому, что к Родине любовьне может в твоем сердце уместиться.
" Я Вас люблю. Не надо уходить "