АЛИШЕР НАВОИ
СЕМЬ ПЛАНЕТ
Перевод со староузбекского С. Липкина
ВСТУПЛЕНИЕ
После характерных для поэзии восточного средневековья обращений к аллаху и к его пророку, автор пишет похвалу слову, которое «до всего сотворено», говорит о преимуществе стихов перед прозой, высоко оценивает своих великих предшественников — Низами, написавшего «Семь красавиц», и Эмира Хосрова, создателя «Восьми райских садов». В то же время Навои критикует их: «Явили ткань прошедшего они, но ткали опрометчиво они». Поэт рассказывает о том, что увидел во сне семь разноцветных двор-цов, и их властители, цари семи частей земли, поведали ему семь чудесных повестей, которые поэт и пересказал в своей поэме, ибо «сердце жаждет света и добра и песни, спетой голосом пера». Перед тем, как приступить к сказанию о шахе Бахраме и о красавице Диларам, Навои в «нескольких вступительных словах» кратко излагает летопись царствования Бахрама Гура
СКАЗАНИЕ О БАХРАМЕ И ДИЛАРАМ
1
Тот мудрый, кто составил временникИранских полководцев и владык,
Дал место и Бахрамовым делам, —Стал украшением письмен Бахрам.
Когда Бахрама, — так писал мудрец, —С небесной славою связал творец,
Признали власть его державных думХакан и кесарь, весь Китай и Рум, —
Все страны обитаемой землиЕму свою покорность принесли.
Его предел — от Рыбы до Луны.Он всем владел от Рыбы до Луны.[1]
Царем царей Бахрама нарекли,Царем царей семи частей земли.
Всем дерзновенным робость он внушил,Всех венценосцев данью обложил.
Такой завел порядок искони:Будь это раджа иль хакан, — они,
Собрав налоги у себя в стране,Их не держали у себя в казне, —
Несли всю дань к Бахрамовым стопам,За ней гонцов не посылал Бахрам.
Так все цари, сполна и каждый год,Бахраму отправляли свой доход,
А также и добычу рук людскихИз недр земных или пучин морских.
Все редкости, все ценности землиСо всех сторон в его казну текли.
Велик ли, мал, но целиком налогИсправно в шахский поступал чертог.
А шах, к игре и пению влеком,Веселью отдавался целиком.
Любил он страстно музыку, игру,Звенели песни на его пиру.
Не ведал он тоске своей границ,Не видя музыкантов и певиц.
Повсюду он возил их за собой,Без них терял он волю и покой.
Всевластный, музыки признал он власть.Охота — вот его вторая страсть.
Но даже на охоте удалой,Пронзая жертву меткою стрелой,
Вдруг останавливался, не дыша:Алкала светлой музыки душа…
Он промаха не знал, стреляя дичь,Кровь проливая, издавал он клич.
Среди лихих охотничьих забавОн пил всегда вино, чей цвет кровав.
Нередко он, охотясь, открывалКрасивую поляну, и привал
Он объявлял; слетались сотни слуг;Хмельная чаша обходила круг;
Звенел ребаб, то плача, то смеясь;Шипел кебаб, на вертеле дымясь…
Однажды он, охотясь так, набрелНа холм; вокруг пестрел цветами дол
Не охватить его, не оглянуть…Вливался воздух животворный в грудь.
Расположился на холме Бахрам,Стал пировать. И песня к небесам
Свободно, ясно, радостно взвилась,Она согласно, сладостно лилась.
Певцу внимая, пил Бахрам вино,А сердце было ввысь устремлено.
Хмель в голове, а музыка в ушахТак весело звенели; видел шах,
Что он могуч, и славен, и велик,Для слабых — упования родник.
В душе рождалась мысль: «Я сотворенДля блага всех земель и всех племен,
И в благодарность за любовь творцаЯ должен бедных утешать сердца.
Я буду милосерден, справедлив,Добро и правосудье утвердив».
Казалось, озирает он простор,Нет, в самого себя он бросил взор!
Тут путника в степи заметил шах:Он приближался, ускоряя шаг.
Бахрам подумал: «Кто это идет?Внушает жалость бедный пешеход!»
Душа склонилась к незнакомцу вдруг,И приказал он одному из слуг:
«Сядь на коня, а на другом конеТы чужестранца привези ко мне».
Гонец к Бахраму странника привез,И незнакомцу задал шах вопрос.
А тот сошел с коня, чтоб наземь лечь,И, прах поцеловав, повел он речь.
Он в жемчуга свои слова облек,Всех изумил его отменный слог,
Бахрама так восславил чародей,Что в восхищение привел людей,
Не только в восхищение — в восторг,Из их груди он похвалу исторг:
«Не подобает страннику стоять,Он должен подле шаха восседать!»
И вот вино пришельцу подаютИ предлагают сто различных блюд;
Когда поел он вдоволь и попил,В беседу с чужестранцем шах вступил.
Поправился Бахраму разговор.Был собеседник тонок и остер,
На все вопросы находил ответ…Подумал шах: «Он обошел весь свет,
Он сведущ в жизни, он знаток наук!»Сказал Бахрам: «О мой чудесный друг,
Отрадно мне беседовать с тобой!Но всей вселенной ты прошел стопой;
Твои движенья быстры; твой языкВкус ясности и плавности постиг;
Ты земли дальних пересек держав,Пустынь и городов; скажи, я прав?
Из слов твоих сужденье извлеку:Ты много видел на своем веку.
Диковинки встречал ты на пути, —Нас в тайну приключений посвяти.
Встречался с чудесами ты порой, —Хотя б одно из них ты нам открой!»
Воскликнул путник: «Добрый господин!В степи я путешествую один.
Язык мой беден, дар мой слишком слаб,Не произнес бы слова я, когда б
Тебя в степи не встретил я сейчас.Я знаю удивительный рассказ.
Живу я, тайну от людей храня:Так это чудо потрясло меня!
Свой путь я начал далеко отсель,И шах Бахрам — моих скитаний цель.
Он царь царей, он шахов гордый шах,А небо — у его порога прах.
Когда к его чертогу я приду,Когда к его порогу припаду,
Лицо и очи к праху приложуИ цель прихода шаху изложу,
Ему открою чудо в тот же миг.Бахрама я покуда не достиг,
А ты уже вопрос мне задаешь,Невольно на моем пути встаешь.
Как быть! Сказать? Нарушу я обет.Но и молчать не смею я в ответ!
Радушием тебе обязан я.Смотри же, господин, как связан я!
В тебе я вижу гордые черты;Твой сан высок; являешь облик ты,
Который свойственен одним царям.Мне кажется: пусть ты — не шах Бахрам,
Царем ты предо мною предстаешь,Мне кажется: ты на него похож,
Хотя невероятно сходство с ним:Бахрам ни с кем на свете не сравним!
Сюда пришел я из чужих сторон.Твоим великодушьем я пленен.
Но все же у меня другая цель:С Бахрамом говорить — благая цель.
Ты лаской сердце мне развеселил,Но две заботы в сердце поселил:
Смолчу — беда и расскажу — беда…Как на тебя смотреть мне без стыда?»
Тогда расцвел властитель, как цветник.Светильником он сделал свой язык:
«О ты, кто странником в пустыне стал!Знай: ищущий — нашедшим ныне стал.
Ты сам не ведаешь, что в этот миг,Искатель, ты искомого достиг.
Не жаждай, друг мой, около реки,Не страждай, друг мой, счастью вопреки!
К Бахраму ты спешил степной тропой?Начни рассказ: Бахрам перед тобой!»
Тут странник, небеса благодаря,Целуя землю, пал к ногам царя:
Узрел он цель, хоть много перенес!Он благопожеланье произнес,
Учтиво сел и начал: «Мудрый шах!О разных ты спросил меня вещах.
Вот первая: кто я? Мой шах, внемли.Зовусь я среди жителей земли —
Мани; художник — звание мое,Известно рисование мое».
Восторг Бахрама взвился до небес,Как будто был он мертвым и воскрес:
Бахрам давно художника искал!Он крепко обнял гостя, приласкал,
Остались все придворные в тени:Увидел шах великого Мани!
Однако вскоре благосклонный шахЕму напомнил о других словах.
Рассказчик молвил: «Слушай мой ответ.Скитаясь, обошел я семь планет,
Под сводами блуждал я всех небес,И очевидцем был я всех чудес.
Затмило все в моих глазах одно:В Китае обретается оно.
Там с неким повстречался я купцом.Не ошибемся, коль его сочтем
Богаче многих шахов и царей.Сокровищами копей и морей
Владеет он: у этого купцаТоварам нет ни края, ни конца.
Число их даже передать нельзя,А денег столько, что сказать нельзя,
Ему туманов никогда не счесть:Одних наличных сотня тысяч есть!
Хотя богаче прочих он купцов,Хотя забыл число своих ларцов,
Хотя не знает счета сундукам,Рубинам, серебру и жемчугам, —
Владеет он жемчужиной одной.Жемчужиной? Зови ее луной,
Любовникам сияющей с небес,Игрушкой, дивом, чудом из чудес!
Волшебница в Китае рождена,Любовью к ней страдает вся страна.
Красы подобной не было вовек:С тех пор, как существует человек!
Кто взглянет на нее, тот будет радОтдать ей душу за единый взгляд.
Когда же в руки чанг она возьмет,От счастья только мертвый не умрет.
Когда же струны чанга зазвенятИ стройным, животворным звукам в лад
Протяжно запоет она сама, —Вселенную сведет она с ума!
Когда б я прожил тысячу веков,Когда б я знал сто тысяч языков,
Я не сумел бы рассказать о той,Чей голос нежный спорит с красотой!
Хозяин украшает красоту,Богато наряжает красоту.
Он ей носилки для прогулок дал,На них пошли алоэ и сандал,
Пленителен красавицы покров —Крученый шелк изысканных цветов,
Он жемчугом искусно окаймлен.Доносится до нас певучий звон:
То чанг звенит, и легче ветеркаБежит по струнам тонкая рука.
Красавица играет, как Зухра,Сияя, как рассветная пора.
Она игрой приводит всех в восторг.Купец хотел продать ее, но торг
Не состоялся до сих пор. Смотри:Зухра — одна, а сколько Муштари!
Все богачи, юнцы и старики,Опустошив мешки и сундуки,
Отвесили купцу свое добро,Но золото, рубины, серебро
Отверг хозяин и сказал: «КазнаВсего Китая — вот ее цена!»
Неутолимой страстью обуян,Уже хотел ее купить хакан,
Весь годовой доход купцу отдать.Узнав об этом, возроптала знать,
Советники сказали: «Светоч наш!Когда казну ты за нее отдашь,
Не сможешь больше денег ты собрать,Тебя покинув, разбежится рать.
Ты должен дань обычную внестиИли восстать: иного нет пути.
Но, потеряв и войско и казну,Как против шаха ты начнешь войну?
Страсть утолишь ты, царство погубя.О, пожалей державу и себя!»
Хакана мудрый охладил совет,А у других влюбленных — денег нет.
Хотя страдают тысячи сердец,С продажей не торопится купец.
Но я, желая стать твоим слугой,Подарок приготовил дорогой,
Когда решил отправиться к тебе,Быть может, он понравится тебе.
В живой воде я краску растворилИ образ дивной пери сотворил,
Хотя рисунок — не она сама,Подобие найдешь в чертах письма:
Посильную красе принес я дань…»Сказав, он вынул шелковую ткань.
Шуршала ткань, упруга и нежна, —На ней певица изображена!
Художник жизнь в китайский шелк вдохнул,Ресницами с картины пыль смахнул,
Расправив складки, разложил он шелк…Бахрам взглянул, и вскрикнул, и замолк.
Казалось, разум у него погас!До вечера не отрывал он глаз
От шелка, в думы погружен свои.Казалось, он исчез в небытии.
До вечера ни с кем не говорил,Он образ пери в сердце затаил,
Запали в душу дивные глаза,Сжигали душу пламя и гроза.
Мани, почуяв боль его души,Сказал: «Опомнись, шах, и поспеши,
Не упускай красавицу из рук,Не то смертельным будет твой недуг!»
«Увы! — Бахрам воскликнул, — я в огне!В целебном счастье жизни — горе мне.
Я обезумел: ты меня сразил,Когда ее глаза изобразил.
Художник, сделал ты меня больным,Как врач, недугом ты займись моим.
Скажи скорей, подай благой совет:Что делать мне?» — Мани сказал в ответ:
«Ее цена — китайская казна.Когда тебе краса ее нужна,
Когда из-за любви ты изнемог,Да будет жертвой годовой налог!
Дирхемы — наилучшие врачи.Всю дань Китая за нее вручи,
От денег в полной мере откажисьИль от китайской пери откажись!»
«За близость с ней, — сказал ему Бахрам, —Не только дань хакана я отдам,
А подати со всех моих державОтдам я, ничего не удержав,
И цену эту низкою сочту,Когда осуществлю свою мечту!»
Воскликнув так, письмо составил он,Немедленно в Китай отправил он
Сто мудрецов, ревнителей святынь,А с ними — верных евнухов, рабынь,
Чтоб оказать красавице почет,Чтоб на пути не ведала забот.
Хакану приказал он в точный срокКупцу вручить весь годовой налог,
А людям он сказал: «Наказ таков:Луну освободите от оков».
Стремясь исполнить шахский сей наказ,Послы в Китай отправились тотчас,
С измученной душой остался шах,Художник — рядом, а портрет — в руках.
2