Разрешено:
скачивание, изменение формата файла, безвозмездное распространение.
Запрещено: любое возмездное распространение (в том числе в сборниках на любом виде носителей), внесение любых изменений в текст, перевод, цитирование без указания источника.
Не рекомендуется для чтения лицам моложе 20 лет!!!
Автор не несет ответственности за мысли, мнения, действия и бездействия могущие прямо или опосредованно являться следствием чтением данного романа.
dung
beetles
Наконец настало время заменить кантовский вопрос: «Как возможны синтетические суждения a priori?» - другим вопросом: «Зачем нужна вера в такие суждения?» - то есть настало время понять, что для целей поддержания жизни существ нашего рода такие суждения должны быть считаемы истинными; отчего, разумеется, они могли бы быть еще и ложными суждениями! Или, говоря точнее, - грубо и решительно: синтетические суждения a priori не должны бы быть вовсе «возможны»; мы не имеем на них никакого права; в наших устах это совершенно ложные суждения. Но, конечно, нужна вера в их истинность, как вера в авансцену и иллюзия, входящая в состав перспективной оптики жизни.
Фридрих Ницше,
«По ту сторону добра и зла»
Глава 1
Тростник почему-то не шелестел, даже когда по нему пробегала волна легкого, летнего ветра, тростник молчал. И раздвигавшие его руки, непонятно куда шедшего Артёма, не могли извлечь из него ни звука.
И черная жижа под ногами не чавкала. Она лениво впускала в себя ступающие по ней ноги, потом так же неохотно давала их вытаскивать, но при этом молчала.
- Тишина. Тишина словно кто-то залил уши воском. - Думал Артём, продолжая двигаться неизвестно куда. Движение ради движения.
- Движение ради движения. Зачем? Куда? Почему? Или, от кого? - Лезли в голову вопросы на которые так и хотелось повесить ярлык - риторические. - От себя? - Маловероятно. Уж точно не здесь. И не сейчас. - Рассуждал он, продолжая идти, поочередно топя и вытаскивая из грязи ноги под грузом воспоминаний той осени когда он не смог заставить себя быть Там где должен. Не мог Там быть. Должен был, но не мог.
«Должен» - туда привело, и мучило целый час, хлыстая плетьми памяти по обнаженному эго, вдруг превратившемуся в ничто. Вот и не смог - ушел, убежал, сдриснул, испугался. Испугался, что кто-то увидит без брони логики и маски уверенности, увидит таким, каким не хочется отражаться в зеркале. Вот и утек, трусливо уполз, наивно надеясь что исчезновения никто не заметит. Плевать.
- Плевать. - Зачем-то вслух сказал он, продолжая брести по бескрайнему тростниковому полю. - Да, прошмыгнул, стыдливо потупив глаза, мимо охраны, выскочил на улицу и, вжавшись в асфальт, прополз к машине. - Продолжил вспоминать он. - Выехал за ворота - рванул, и только на Рождественском бульваре, почувствовал - что-то не так.
Чавк. Чавк. Чавк.
Грязь неизменно пускала ногу внутрь себя, потом столь же неизменно выпускала, сопротивляясь, но не сильно, словно давая понять: ты здесь лишний, без труда тебе не выйти, это моя маленькая месть за вторжение в меня. Она облепляла ноги до колен и каким-то непостижимым образом, с каждым шагом, поднималась все выше и выше, хоть Артём и не проваливался в нее глубже чем по щиколотку. Упорно, все выше и выше, по его голым ногам к бедрам, ягодицам, животу.
- И как это у меня получается так вымазываться, - со злостью подумал Артём, делая очередной шаг, - грязи-то и по колено нет, а извозюкался уже чуть не до шеи! - Артём злился на эту непонятную необходимость движения которая сама собой, без его участия, заставляла его идти по заросшему тростником полю раз за разом вытаскивая из грязи одну ногу и одновременно вталкивая в ней другую.
- К чему? - Вдруг пронеслась у Артёма в голове мысль и тут же, от живота, отвалился кусок грязи похожий на кленовый лист. Вильнув, почти как настоящий, упал, сросся с грязью, исчез.
- Листок летел с вершины гор в овраги,
Грязь лужи - эфемерная свобода,
Хоть солнца нет, зато достаток влаги,
Полет и смерть - жестокая природа.
- Интересно, чей это стих? - Подумал Артём. - Наверное какой-нибудь украинский поэт, эдакий Пушкин районного масштаба, вышел осенним вечером с бутылкой горилки на крыльцо своей мазанки, и накропал.
- В пьяном танце кружиться листочек,
Малость вверх и обратно, на грязь,
Все что было и есть - куча точек,
Видно веточка с ним не срослась.
- Ну так и есть, - продолжил он комментировать неизвестно откуда вылезающие в памяти строки, - бутылка горилки, цибуля, борщ с пампушками и обязательное для крыльца ритуальное почесывание промежности.
- А борщовую заправку готовят на основе тушеной свеклы. Для этого нужно за пятнадцать минут до окончания тушения свеклы ввести пассированные коренья и лук и все довести до готовности. - Слова словно родились в голове у Артёма, но их произнес точно кто-то извне, причем очень отчетливо. Он огляделся, но вокруг было лишь бескрайнее поле торчащего из зеленоватой грязи тростника.
- А я и не замечал, что грязь какая-то зеленоватая. - Подумал Артём и тут же вспомнил еще часть стишка неизвестного автора:
- Бесконечная степь, ни кусточка,
Не вместит взгляд великий простор,
Ты откуда здесь взялся, листочек? -
Одиночество здесь приговор.
- А свеклу отваривать лучше неочищенной, добавив в воду немного уксусу, для сохранения цвета свеклы. - Очень ясно сказал кто-то сзади него. Артём обернулся: на непонятно откуда взявшейся красной бочке с большой желтой надписью «BIOHAZARD» сидела коза, вполне обычная коза, только в очках с толстой роговой оправой и галстуке. Беленькая такая и с большим пятном черной шерсти на холке. Коза возилась с ежедневником в дорогом кожаном переплете: увлеченно, с деловым видом, сноровисто его листала и быстро что-то дописывала ловко зажатой копытцем золоченой перьевой ручкой.
- Underwood, - немедленно подметил Артём, - была у меня такая.
- Да, да, да. - Продолжала, не отрываясь от записей, коза. - Грамм по двадцать на каждый килограмм свеклы будет вполне достаточно.
- А… - Увиденное почему-то не удивило Артёма, он просто хотел что-то сказать, пытаясь оправдать свою наготу, но мало обращавшая на него внимание коза, ловко вскочила на бочку, открыла ежедневник на заложенной кленовым листком странице и, с выражением, даже немного пафосно, продекламировала:
- Лист что летит, уж ветер не тревожит,
Сорвав его, все отобрав что было,
Уже с ним сделать ничего не сможет,
Лишь заигравшись шлепнуть в чье-то рыло! -
Коза поклонилась, снова уселась на бочку и продолжила листать ежедневник словно ничего не произошло.
- Простите… - Попытался привлечь к себе ее внимание Артём.
- Не прощу! - Резко осекла его коза отрываясь от ежедневника и, приподняв с носа очки, уставилась на него как учительница на нашкодившего ребенка.
- Но… - Робкая попытка завязать диалог снова была бестактно прервана.
- Что но, что но... - Обвинительно затянула коза. - Тебе напомнить, как это было?
Артём опешил.
- И чего ты на меня вытаращился! - Зло бросила ему коза, открыла ежедневник на заложенной черным лоскутком страничке и зачитала: «Мото экипировка очень неплохо заменяет враз содранную «кожу бегемота», кожу, которой обрастает каждый спустя полгода жизни в большом городе, а после начинает прирастать все новыми и новыми слоями, превращая в броненосца, сверх броненосца и, в конце, в один сплошной слиток брони без плоти и нервов.» - Коза захлопнула ежедневник.
- Твои мысли? - Она как-то хитро и очень знакомо прищурилась. Артём потупился.
- Да, мне тогда надо было уехать. Я не хотел, но было надо.
- Не хочу, надо уехать... - Снова затянула коза. - А куда ехать-то?
- Туда. - Просто ответил Артём. - Но не туда, где «должен и не смог», а туда, где «не должен, но хочется». - Он посмотрел на неподвижные, словно приклеенные к небу розовые облака, - Вот только где оно?
- Да-да-да. - Закивала коза. - Везде кто-то есть и каждый из «кто-то» обязательно со своим «должен» и со своим пониманием, почему должен, сколько, и когда.
- Но чаще не когда, а именно сейчас. - Вздохнул Артём.
- И все хотят поговорить. - Не обращая внимания на его слова продолжала коза. - А раз они хотят поговорить, то ты должен послушать, и все уверенны, что именно должен!
- Но и они могут слушать. - Возразил Артём.
- Слушать? Не смеши меня. - Коза спрыгнула с бочки и, на задних ногах, забавно раскачивая выменем, прошлепал к нему. - Послушать могут далеко не все и только в обмен. Если они согласны слушать, то ты должен рассказывать. Снова «должен». - Коза, почти по человечески, развела передними ногами.
- Послушай меня, мальчик. - Она приобняла Артёма за талию и повела к бочке. - Должен быть там, и там, и там, и там, и особенно там. Но больше всего, Там. Везде «должен» и везде быть должен, соответственно во всех остальных местах - не должен.