Все развалилось на части.
Обезьяны-космонавты убрались. Все передислоцировано, — липосакционный жир, армейские кровати, деньги, — особенно деньги. Остался только сад и арендованный дом.
Тайлер говорит:
— Последнее, что нам осталось сделать — это акт твоего мученичества. Акт твоей великой гибели.
«Не такой, как эта тоскливая, никчемная смерть, — а вдохновляющей гибели, укрепляющей силы».
«О, Тайлер, я изранен. Убей меня прямо здесь».
— Вставай.
«Да убей же меня, наконец. Убей меня. Убей меня. Убей меня. Убей меня».
— Это должно быть внушительно, — возражает Тайлер. — Представь такое — ты на крыше самого высокого здания в мире, все оно захвачено Проектом Разгром. Дым валит из окон. Столы летят в толпу на улице. Настоящая арена смерти — вот что ты получишь!
Я говорю — «Нет. Достаточно ты меня использовал».
— Не будешь сотрудничать — нас не станет только после Марлы.
Я говорю — «Ладно, валяй».
— Тогда на хрен вставай с кровати, — сказал Тайлер. — И тащи свою задницу в хренову тачку.
И вот, Тайлер и я на верхушке Паркер-Моррис Билдинг, и у меня во рту торчит пистолет.
У нас осталось десять минут.
Паркер-Моррис Билдинг не станет через десять минут. Я знаю это, поскольку это известно Тайлеру.
Ствол пушки уперся мне в глотку, Тайлер говорит:
— На самом деле мы не умрем.
Я отпихиваю ствол языком за уцелевшую щеку и говорю, — «Тайлер, это как про вампиров».
У нас осталось восемь минут.
Пушка лишь на тот случай, если полицейские вертолеты успеют раньше.
Богу сверху виден лишь одинокий человек, который держит пистолет во рту, — но на самом деле пистолет держит Тайлер, а речь идет о моей жизни.
Берешь одну часть 98-процентного концентрата дымящей азотной кислоты и смешиваешь ее с тремя частями серной кислоты.
Получаешь нитроглицерин.
Семь минут.
Смешиваешь нитроглицерин с опилками — получаешь милую пластиковую взрывчатку. Многие обезьяны-космонавты мешают его с хлопком и добавляют горькой соли — в качестве сульфата. Тоже работает. Некоторые обезьяны используют смесь парафина и нитроглицерина. Как по мне — парафин вообще никогда не срабатывает.
Четыре минуты.
Тайлер и я у бортика крыши, пистолет у меня во рту, и я с интересом думаю, насколько он грязен.
Три минуты.
Потом кто-то кричит:
— Стой! — а, это Марла, идет к нам по крыше.
Марла идет ко мне, — ко мне одному, потому что Тайлер исчез. Бедняжка. Ведь Тайлер — моя галлюцинация, а не ее. Быстро, как в волшебном фокусе, Тайлер испарился. И теперь я просто одинокий человек, который держит пистолет во рту.
— Мы шли за тобой! — кричит Марла. — Здесь все люди из группы поддержки. Не надо делать этого. Убери пистолет.
Позади Марлы — все больные раком желудка, мозговыми паразитами, люди с меланомой, люди с туберкулезом, — идут, ковыляют, катятся в колясках ко мне.
Они говорят:
— Стойте!
Их голоса доносит до меня холодный ветер, слышно:
— Остановитесь!
И потом:
— Мы сможем помочь вам!
— Позвольте нам помочь вам!
С неба доносится «хоп-хоп-хоп» — полицейские вертолеты.
Я ору — «Прочь! Убирайтесь! Это здание сейчас взорвется!» Марла кричит:
— Мы знаем!
Все это для меня — как момент полнейшего богоявления.
«Я убью не себя», — кричу, — «Я убью Тайлера!».
Я — Жесткий Диск Джека.
Я помню все.
— Это не любовь или что-то там, — выкрикивает Марла. — Но мне кажется — ты мне тоже нравишься!
Одна минута.
Марле нравится Тайлер.
— Нет, мне нравишься ты! — кричит Марла. — Я знаю разницу!
И ничего.
Ничего не взорвалось.
Ствол пистолета уткнулся в мою уцелевшую щеку, я говорю — «Тайлер, ты что — смешал нитроглицерин с парафином?» Парафин никогда не срабатывает.
Я должен это сделать.
Полицейские вертолеты.
И я спустил курок.
Глава 30.
«В доме Отца Моего комнат много» [9]. Естественно, когда я спустил курок — я умер.
Лжец.
И Тайлер погиб.
Когда полицейские вертолеты грохотали над нами, Марлой, и всеми людьми из группы психологической поддержки; теми, что не могли помочь себе, но пытались помочь мне, — я обязан был спустить курок.
Это лучше, чем настоящая жизнь.
И твой единственный миг совершенства не продлится вечно.
Повсюду на небесах белое на белом.
Симулянт.
Повсюду на небесах тихо, все на резиновых подошвах.
Мне удается уснуть здесь.
Люди пишут письма мне на небеса, и рассказывают, что меня помнят. Что я их герой. Что мне станет лучше.
Ангелы здесь, как в Ветхом Завете — легионы и лейтенанты, воинство небесное, — они работают по сменам, меняются каждый день. Дежурят по ночам. Приносят тебе пищу на подносе, с бумажным стаканчиком лекарств. Набор игрушек «Долина Кукол».
Я встречал Бога, — за его ореховым столом, его дипломы висели на стене позади, и Бог спросил меня:
— Зачем?
Зачем я принес столько страданий?
Разве я не понимаю, что каждый из нас — неповторимая, чудесная снежинка, красивая своей уникальной особенной красотой?
Разве я не вижу, что все мы — проявления любви?
Я смотрел, как Бог за своим столом делает пометки в блокноте, — ведь Бог же все не так понимал.
Мы не особенные.
Но мы и не хлам, и не отбросы.
Мы просто есть.
Мы просто есть, и что случается — то случается.
А Бог сказал:
— Нет, это не так.
Ну да. Ладно. Как же. Бога ведь учить нечему.
Бог спросил меня — что я помню?
Я помню все.
Пуля из пистолета Тайлера разорвала мою другую щеку, оставив мне рваную улыбку от уха до уха. Ага, как у злобной тыквы на Хэллоуин. Японского демона. Жадного дракона.
Марла осталась на Земле, и она мне пишет. Когда-нибудь, говорит она, меня вернут обратно.
И если бы на небесах был телефон — я бы позвонил Марле с небес, и когда она сказала бы — «Алло», — я не повесил бы трубку. Я ответил бы — «Привет. Как там дела? Расскажи мне все, каждую мелочь».
Но я не хочу обратно. Не сейчас.
Просто потому что.
Потому что из раза в раз, когда кто-нибудь приносит мне поднос с завтраком и лекарствами — у него синяк под глазом, или припухший от швов лоб, и он говорит:
— Мы скучаем по вас, мистер Дерден.
Или кто-то со сломанным носом толкает швабру по полу около меня и шепчет:
— Все идет в соответствии с планами.
Шепот.
— Мы разобьем цивилизацию, и сможем сделать из этого мира что-нибудь получше.
Шепот.
— Мы собираемся забрать вас назад.
1
Здесь и далее — названия аэропортов крупных городов Америки.
2
Данные героя не совсем верны. Частота кадров кинопроектора — 25 к/сек.
3
В ранней редакции «Джо», но отечественному читателю более знаком последний вариант, по которому был написан сценарий одноименного кинофильма.
4
Действительно, в японской поэзии хоку используется ритмический стандарт: всего три строки, первая строчка — пять ударений (слогов), вторая — семь, и третья — пять. В английском варианте ритмику стараются сохранить, в русском же — зачастую опускают ради выразительности.
5
Известный американский фильм о злоключениях трех девушек, мечтающих стать суперзвездами.
6
Известный исторический памятник; по преданию, поцеловавший камень Бларни обретает дар красноречия.
7
Речь об известной трехгранной статуэтке, изображающей трех обезьянок: одна с прикрытыми глазами, вторая затыкает уши, а третья зажимает ладонями рот.
8
Строчка из стихотворения «Озимандия».
9
Часть речи Иисуса Христа о небесах, сказанной апостолам незадолго до распятия.