Александр Белокопытов - Рассказы о литературном институте. Страница 22

А на следующий день выделили под нашу группу "уазик", и давай мы на нем рассекать по Чуйскому тракту... Вот красота-то где! Тут уж Володя поднабрался впечатлений. Где надо - сворачивали, заезжали в какой-нибудь район, подхватывали местного комсомольского вожака, а то и двух, и ехали куда-нибудь в отдаленный уголок и там выступали... И стихи читали, и просто разговаривали - общались по душам и на вопросы отвечали...А на каждом перевале обязательно останавливались и комсомольский вожак на капот бутылочку ставил, чтоб духов задобрить. А у алтайцев без этого нельзя! Неважно кто ты: хоть коммунист, хоть комсомолец, а бутылочку на перевале духам - поставь. Иначе они могут дорогу перегородить, а то и того хуже - в пропасть столкнуть. Страшно! Только так алтайцы и спасаются, задабривают духов. А других способов - нет в природе. Духов - не проведешь.

Неделю мотались мы на "уазике", везде побывали, куда только смогли добраться, по три, а то и по четыре выступления делали... А к вечеру - в город, в гостиницу, на бочок... Дорога-то здорово выматывает, километров по пятьсот, может, наматывали, и еще перевалы... А на перевале надо тормознуть обязательно, чтоб духи не обиделись...

А в последний день в маралосовхоз заехали, на маралов-пантачей посмотреть... Такие красавцы, что я те дам! Каждая жилочка, мускул под шкурой дрожат, а шкура - лоснится, переливается, а глаза - выпуклые, лиловые, совершенно дикие! А на голове - корона рогов тяжелая, бархатистая... Загоняют пантача в станок специальный - тиски, запирают намертво, что он головой шелохнуть не может, и снимают панты... Зрелище страшное! Нас для этого и привезли сюда, чтоб мы увидели, как это делается вживую... А такое раз увидишь - век не забудешь. Панты снимаются, пока они сообщаются с головой кровью, пока они - живая часть плоти. Панты - созрели, но еще с кровью, с нервной системой, с ощущением на боль, как любой участок тела, вот тогда их и снимают... Тогда они - ценность великая, стоят сумасшедшие деньги, чистая валюта.

А делается это так. Подходит к запертому в станке маралу рабочий с ножовкой по металлу в руках... И начинает ею стремительно и ожесточенно ширкать у основания рогов. Смотреть на это - невозможно. Это больше похоже на казнь... Как, например, если бы у живого человека отпиливали руку или ногу. Рабочий ширкает ножовкой, летят кровавые опилки, течет кровь. Марал орет! Не кричит, а именно - орет благим матом. От боли он почти потерял сознание... Когда панты сняты, а точнее - отпилены, отширканы самым безобразным способом, марала отпускают. Почуяв свободу, он яростно бьет копытами - елозит по скользкому от крови и мочи дощатому настилу и, наконец, вырывается на простор... Прыжки его нелепы, странны и опасны... В этот момент он может кого-нибудь убить или убиться сам. Он ослеплен болью, он ничего не видит и не понимает. Он скачет во все стороны, его страшно трясет, копыта вырывают большие ошметки дерна... Потом он, спотыкаясь и покачиваясь, бежит к своим.

А на вторую неделю наших творческих общений с народом посадили нас в вертолет и отправили в самый северный, высокогорный район Горного Алтая Улаганский, а он лоб в лоб в Монголию и Китай упирается... Так сказали: "Давайте-ка, подавайтесь в настоящие горы... Тут у нас - цветочки, а там ягодки... Соберитесь там с духом и душу очистите... Кто на Алтае побывал век его не забудет... Он - магнит для всех..."

Володя всю дорогу в иллюминатор глядел... А я ему через плечо заглядывал, тоже не отрывался... Сказать, что видели мы внизу космические пейзажи - ничего не сказать! Не были мы там, слава Богу, и - не надо! Так что сравнивать не с чем... Но видели мы внизу, насколько хватало глазу, дико навороченные груды мертвых камней, - конечно, никакие они не мертвые! - льда и снега... Словно Кто-то перемесил все это руками и бросил на секунду, отвлекшись чем-то, не доделал... Или - наоборот, доделал, довел до ума?

Ледники, пики, гигантские каменные зубья, хребты, вставшие горбами, выставившие загривки, как исполинские медведи, ждущие своего часа, чтобы подняться на дыбы... Хаос... И вдруг среди всего - ровное, безжизненное, заснеженное плато... Дикая, свирепая и страшная красота! Даже не красота, а - нечно другое, отчего душа сжимается в комочек и трепещет... Некое беспощадное для глаз проявление сути бытия и мира, когда человек даже не песчинка, а никчемная пылинка, под босыми пятками кого-то, кто прошел мимо... И пылинка эта вынуждена взирать на мир, страдать и задыхаться от ужаса...

Конечно, человеку со слабыми нервами и психикой нелегко это наблюдать, можно сразу впасть в тоску и безысходность. Хорошо, Володя - бывший морской пехотинец, не сильно боится, а я сам местный, почти алтаец по национальности, тоже не сильно боюсь, прячусь за Володю... А он во что-то вперился, прилип к стеклу и пальцем мне тычет... Наверное, Шамбалу увидел... Ну, Шамбалу так просто не разглядеть, тут третий глаз приоткрывать надо, а он у нас еще не шибко развит.. Бывает, что и двумя-то обычными не очень-то хорошо видишь, все перед тобой мельтешит и кривляется... Обычно такое после праздников случается... А праздники в Литинституте - каждый день. Так что прямо беда с третьим глазом! Некогда тренироваться.

В Улагане нас опять встретили и приветили - две девушки-алтайки, секретари райкома комсомола... Надо полагать, нам с Володей выделили каждому по персональной, чтоб мы не заблудились. А Ивану Кирилловичу - не надо, он и без них не пропадет.

Хорошо в Улагане. Хоть и лето, солнце светит нестерпимо, а холодно, потому что - страшное высокогорье и еще ветер постоянный.

У всех алтайцев от табака, чая и ветра - зимой и летом, - лица цвета темного кирпича, а глаза - щелочки. Но - горячие, приветливые люди алтайцы и водку тоже любят. Потому что трудно тут жить. И перевалов здесь нет, здесь все один сплошной перевал... Отовсюду горы давят, поросшие лесом, непроходимой тайгой, и кажутся черными... А медведи здесь, говорят, здоровые, как слоны, и часто на задних лапах ходят... Потому что Шамбала недалеко...

Выступлений у нас было немного... Да как-то и неудобно было умным алтайцам, которые в единении и гармонии с природой живут, свои бредни читать... Еще примут за дураков. Так что больше мы их слушали да на ус мотали... И такое они нам показали, что слава египетских пирамид меркнет Пазырыкские курганы! Пирамиды - в Египте, а это - у нас!

Два кургана в долине реки Пазырык... Раскопал их с великими трудами и лишениями в сороковых годах прошлого теперь уже - двадцатого века академик Окладников. Ввиду непосильной тяжести, работы несколько раз останавливались - погребения были промерзшими насквозь: лед и камень - и вообще прекращались... Но все-таки упорный Окладников докопался... И кое-что накопал, нарыл-таки! Трупы людей и лошадей, прекрасно сохранившиеся в мерзлоте, как будто они были погребены вчера... Военное снаряжение, домашнюю утварь, различные медные, серебряные и бронзовые украшения, и еще много разного другого добра... И среди всего прочего - самый древнейший в мире ковер ручной работы и самая древняя колесница! Потому что погребено все это было примерно в пятом веке до нашей эры. Двадцать пять веков назад! Исследовав рисунки мифологических зверей, изображенных рукой древнего художника на украшениях и посуде, Окладников ввел в обиход понятие "звериный стиль". А дальше - пошло оно гулять, и до скифов добралось... А еще Окладников дал вывод: именно здесь, в этом самом месте были тропы, по которым шло великое переселение народов... Одного не смог он разгадать. Откуда камни взялись - красные, почти все одного размера, в два кулака величиной, насыпанные на курганы? Здесь нигде таких нет. И никто этого разгадать не может.

А когда все добро Пазырыкских курганов было кое-как описано, - слишком много всего оказалось, - погрузили его на маленьких мохнатых алтайских лошадок и стали вывозить, выволакивать через горы... Кое-как выволокли... И - прямо в Ленинград доставили, в Эрмитаж... Если не ошибаюсь, в двенадцати залах разместили...Так что можете сходить, полюбопытствовать... Все это - отсюда, из долины реки Пазырык.

Следующим населенным пунктом, куда мы прибыли, была совсем глухая деревенька - Балыкча. А уж сюда совсем никак не добраться, кроме как вертолетом. Он один и спаситель для местных жителей. Вначале вертолет летит над горным массивом, над такими же, уже нам знакомыми безжизненными и пугающими пейзажами... А потом вдруг начинает резко заваливать на бок совершать маневр - и протискивается в тесную расщелину меж гор - в каньон... И летит по-прежнему боком, пассажиры почти вываливаются из кресел, кому-то это привычно, а кому-то нет, к примеру - нам. Но вертолетчики - славные ребята, ловко, как-то крадучись, провели машину по каньону, и вот мы уже в узкой долине, запертая горами и рекой, видна Балыкча.

Балыкча со всех сторон задавлена горами, отвесно нависли они над ней, голову надо задирать, не знаю как, чтоб кусочек неба ухватить глазами... Немного живого свободного пространства есть поближе к реке. Как здесь люди живут? Остается только ахать и удивляться... А ничего, живут и радуются, что - живут, пасут скот... Здесь это - единственное занятие, чтоб прокормить себя, еще - промышляют зверя... Но как же здесь можно пасти? Ведь здесь даже нет склонов гор, а почти вертикальные стены, хоть и густо поросшие травой... А ничего, привыкли... И летом пасут, и зимой... Здесь не принято загонять скотину на зимовку... Зимой, чтоб не сорваться, надевают на ноги железные когти и цепляются ими за камни, за лед... Пасут, в основном, женщины-алтайки, у них это ловчее получается. Бывает, что и срываются... И скотина, и люди... И - гибнут... Да, все здесь - непросто. Но они здесь родились, ничего другого не знают и не хотят знать... И река у них рядом - мощный, стремительный Башкаус, несет свои воды прямиком в Телецкое озеро... И рыбы в нем - ловить не переловить: и таймень, и хариус, и телецкий сиг... Своим хватает, а чужим не добраться.