Сережа отыскал на карте Париж, потрогал его и улыбнулся ему, как давнему знакомому.
- А если нас там не примут? - спросил в лоб Николая.
- Кого, нас?! Да с распростертыми объятьями! Вот так, - Николай распахнул руки и крепко обнял Сережу. И еще по спине похлопал.
Сережа еще какое-то время сомневался, а потом вздохнул и согласился. Убедил его Николай: надо лететь. Промедление - смерти подобно. А то их здесь не печатают. А может, их Советская власть притесняет и уродует?
Азартно взялись они за дело. Первым делом, Николай гору книг притащил, где о постройке дельтапланов рассказывается и к ним умные чертежи приложены. Обложился ими и неделю сидел, все высчитывал и вычерчивал на листочке. Конструировал. Потому что дельтаплан-то им нужен не простой - а двухместный. Тут надо как Можайскому корпеть. Чтоб все было математически безупречно. И с физикой - тоже. А если где у него выходила нестыковка, так ему Сережа помогал. Он тоже в школе по математике успевал. И по физике.
Потом они вдвоем ползали по полу, вычерчивали на ватмане схему дельтаплана, который потянет двух человек до самого Парижа и не крякнет.
Потом Николай стал таскать в комнату отличные дюралевые трубы и трубки и прятать их под кровать и в шкафчик. Где-то нашел - и таскает... А Сережа, пока он в отлучке, пилит их, ширкает ножовкой по размеру. Отмерит, как надо - и ширкает.
А один пьяный к ним зашел... Сам хоть пьяный, а глазастый, увидел трубы.
- О, - говорит, - трубы! Вы чо, дачу купили, городьбу городить будете?
- Нет, - сказали они, - стеллаж будем до потолка делать. У нас книг много. Ставить некуда.
- О-о, - удивился пьяный, - так вы еще и книжники? Ну-ну... - и ушел...
Тогда они стали пореже открываться. И дверь запирать, куда ни пойдут. Раньше-то нараспашку была. А сейчас - нельзя. Сейчас здесь, считай, главное дело всей их жизни спрятано. Настоящей и будущей.
А Николай скоро где-то рулон наипрочнейшей авиационной ткани раздобыл. Такой, примерно, как парашютный шелк, только еще крепче. На крыло. Видно, братья летуны помогли. Хорошее должно получиться крыло. Чуть не десять метров в размахе. Чтоб двоих до самого Парижа попереть и не крякнуть.
Тут уж Николай никому ничего не доверил. Даже - Сереже. Сам сел кроить, резать и шить... И через неделю сшил все вручную. Вооружился двухдюймовой иглой - и стежок к стежку сшил все накрепко капроновыми нитками. Бобину ниток извел. Красиво получилось.
- Ну все, Сережа, - сказал, - готово, можно лететь. Прощайте, скалистые горы...
- А нам крыши-то хватит для разбега? - призадумался Сережа. - Может, с горы какой-нибудь попробовать?
- Да ты знаешь, с каких я пятачков на истребителе поднимался! успокоил его Николай. - Потом, где ты в Москве гору найдешь? С Красной площади, что ли? - на том и порешили: с крыши общежития и лететь. А то еще таскаться непонятно где с двухместным дельтапланом.
А тут как раз и весна грянула... Затею-то они умную зимой придумали, в самую мрачную ее пору: в декабре. Когда в три часа дня темнеет, а студентам-двоечникам - двойки ставят. В такую пору хорошо с мечтой жить. А воплощать ее в жизнь - еще лучше.
Стали они потихоньку на крышу общежития трубы перетаскивать. В основном - по ночам. А они легкие, таскать одно удовольствие. Перетаскивают понемногу и прячут, чтоб никто не нашел. А на крыше места - навалом, вагон можно спрятать.
И вот, когда все уже на крышу было переправлено и спрятано надежно, случилось непредвиденнное: кто-то ловкий подлез и все отличные дюралевые конструкции - легкие, но прочные - уволок. Видно, дачу себе купил, решил городьбу городить. Уж как зарыдал Николай в голос! И Сережа заплакал... Ведь почти полгода возились. А делать - нечего. Не пойдешь же в милицию с заявлением, не скажешь там, что хотел с крыши общежития Литинститута в Париж улететь, а у тебя дельтаплан украли. Тебе в лучшем случае скажут: "Пойди, опохмелись, певец соцреализма". А в худшем - сами знаете что.
Пришлось пока забыть о Париже. Николай на всех обиделся и за лето написал роман о самоубийстве. Вскрыл эту тему, как консервную банку, все добро вывалил, все что надо обсосал, а косточки выплюнул. А осенью пришел на семинар, бухнул роман на стол и так сказал:
- Вот, дорогие мои, хорошие, написал я роман о самоубийстве... Поднял я эту тему, разобрал по косточкам - и раз и навсегда закрыл. Больше об этом писать никому не надо.
Ну, раз роман написан, хочешь не хочешь - а надо его читать. Прочитали его все кто хотел и не хотел, кому надо и кому не надо, - и поперли Николая из института за графоманство, за профнепригодность.
А он сильно и не переживал. Сказал Сереже напоследок:
- До встречи в Париже. Под Эйфилевой башней. Все там будем, подмигнул весело и отбыл к себе, обратно летчиком летать.
А Сережа повздыхал, поохал и стал дальше учиться... И писать свои простые, прозрачные рассказы. Никуда не выпячивался. О Париже никому не рассказывал. Так и закончил институт потихоньку, незаметно... Потом его один хороший человек в Якутию к себе пригласил, чтоб погостил. Он погостил, сколько надо, а потом этому человеку торт испек по особому московскому рецепту и уехал не попрощавшись. А у Сережи, мало того, что рассказы были очень похожи на рассказы Юрия Казакова, так еще и фамилия оказалась очень похожа - один в один.
РЫБЫ И КРЫСЫ
Познакомился я в Литинституте с двумя знаменитыми и замечательными во всех отношениях людьми: с Алексеем Зотовым и Иваном Бессоновым. А они на все были горазды: и прозу, и стихи писать, и геройские подвиги совершать. Всего с избытком хватало, скромничать нечего. И - надо же! - так совпали наши дни рождения, что через лупу не разглядишь. У Зотова - 13 марта, у меня - 14 марта, у Бессонова - 15 марта, и все с одного - I960 года! По месяцу - Рыбы, а по году - Крысы.
Когда я узнал об этом - ахнул: бывает же такое! Даже поверить трудно. Только вот знаки наши вроде как не совсем приятные - Рыбы и Крысы. Ну да ничего, грех жаловаться, да и нельзя, не положено...
Как ни крути, а ведут они нас по жизни, и зачастую во тьме кромешной... Так что знаки эти - хорошие, наши они, родные, никому мы их не отдадим и ни на какие другие не променяем.
И Крыса - хороша, мудра и запаслива она, мудрость прикапливает и не разбрасывается ею. А уж Рыба - особенно, на таких глубинах плавает, в такие пространства проникает, что никогда за ней не угонишься и не поймаешь... И ориентируется она на интуицию и внутреннее зрение. И еще Рыба - самый мистический знак! Поди плохо! А через мистику куда угодно заглянуть можно, может, и туда, куда еще никто не заглядывал, за саму изнанку мира... Так что знаки нам как раз самые те попались, какие надо, не Рак и не Козерог какой-нибудь, и не Скорпион, тьфу-тьфу-тьфу...
Только вот посмотрю я на нас троих: ведь все у нас почти совпадает, а почему же мы такие разные - и внешне, и внутренне. Даже, можно сказать, абсолютно не похожи. Почему? Ну, внешне - ладно, но внутренне-то: по образу мыслей, по внутренней философии, по самому нутру-то - должны совпадать? Нет, сколько не пытался я к нам присмотреться - не вижу схожести и сходства! Некоторое общее понимание общих мест, как говорится, есть - и все.
Долго я над этим думал, казалось мне это очень странным: как же так? Смотрю и только дивлюсь, ведь Рыбы же и Крысы! А ты гляди, и плывем-то по-разному, и бежим не так, и хвостом метем тоже по-разному... Потом уже понял, по прошествии лет: что не должны мы быть и по внутреннему миру похожи, а, наоборот, должны быть - совсем не похожи. Ведь, Тот, который Рыб вырезает и потом в мировой аквариум выпускает, небось, не по одному лекалу это делает. На каждую Рыбу свое лекало, кому какое, свой размер... А точнее: каждому - свое, и у каждой - свой груз, багаж жизненный и скарб, всем по-разному отмеряно.
Вот поэтому-то и плавают они все не одинаково и на разных глубинах, одна - не очень глубоко, другая - поглубже, а третья, может, у самого дна стоит... А дна-то в мировом океане вообще - нет... Вот и попробуй, поплавай! Конечно, страшно нам, Рыбам, в глубинах и пучинах плавать, там, где дна нет... Другим знакам - хорошо, они по суше ползают, а мы - братцы водные, водная стихия для нас- дом родной. Так и живем в подводном своем мире, и жить будем, как уготовано... А там посмотрим, что все из этого выйдет.
Моим близким Рыбам и Крысам привет!
ИВАН КИРИЛЛОВИЧ ЧИРКОВ
Ох, и выдающаяся же, легендарная личность Иван Кириллович Чирков был! Он в Литинституте более сорока лет физкультуру преподавал. Еще до Великой Отечественной войны начал. А закончил - с перестройкой. Как только она началась, он сказал: "Ну, все, хватит, хорошего понемногу... Больше нам здесь делать нечего". Ну с перестройкой многие все закончили: и работу, а некоторые - и жизнь...
Иван Кириллович был в тесном родстве с прославленным киноартистом, но родство свое не выпячивал, он сам был славным человеком во многих отношениях и еще - замечательным фотографом. Все более-менее ценные мероприятия в Литинституте снимал на протяжении десятилетий. И преподавателей, и студентов всех курсов и выпусков... Преподаватели состарились, студенты выросли в мужей, многие из них стали именитыми писателями. Со всеми он был в дружбе, все через его добрые руки и зоркий глаз - объектив фотоаппарата - прошли.