Всеволод Овчинников - Тени на мосту Айои

В. В. Овчинников

ТЕНИ НА МОСТУ АЙОИ

Пассажиры крейсера «Индианаполис»

16 июля 1945 года с американской военно-морской базы в Сан-Франциско вышел крейсер «Индианаполис». Командиру корабля было приказано доставить на остров Тиниан двух пассажиров с секретным грузом.

Собственно говоря, это был даже не груз, а багаж: нечто вроде шляпной картонки, которую пассажиры аккуратно внесли в отведенную им каюту первого помощника.

Среди корабельных офицеров тут же сложилось мнение, что гости крейсера ведут себя как типичные «Ви-Ай-Пи» — чрезвычайно важные персоны. Во-первых, они не появились к столу в кают-компании, а во-вторых, затребовали себе радиоперехват последних известий.

Командир крейсера лично вручил пассажирам подготовленный радистами текст.

Все выпуски новостей начинались сообщением из Потсдама, где 17 июля была назначена встреча руководителей трех держав антигитлеровской коалиции: Советского Союза, Соединенных Штатов и Великобритании. Однако, к удивлению командира крейсера, гости довольно бегло пролистали эти радиокомментарии, проявив наибольший интерес к самому последнему из сообщений «Ассошиэйтед пресс»:

«На рассвете 16 июля в пустыне близ авиабазы Аламогордо (штат Нью-Мексико) взорвался склад боеприпасов. Взрыв был настолько силен, что привлек внимание в Галлапе на расстоянии 376 километров».

Откуда было знать командиру, что его пассажиры имеют непосредственно отношение ко взрыву в Аламогордо? И уж тем более на крейсере никто не мог предположить, что взрыв этот на самом деле был первым испытанием атомного оружия; что он вовсе не случайно совпал с открытием Потсдамской конференции, как не случайно совпал с этими двумя событиями и приказ «Индианаполису» доставить на остров Тиниан свинцовый цилиндр с ураном-235.

Откуда было командиру догадаться, что на борту у него начинка для атомной бомбы? Впрочем, мысль о каком-то новом оружии у него все же мелькнула. Заметив на кителе одного из пассажиров нашивки медицинской службы, он брезгливо покосился на «шляпную картонку» у его ног и, не скрывая неприязни строевого офицера к ученым в мундирах, произнес:

— Вот уж не думал, что мы докатимся до бактериологической войны…

Гости промолчали.

А через четыре дня после того, как «Индинаполис» доставил загадочный груз по назначению, между Тинианом и Филиппинами корабль был торпедирован японской подводной лодкой и затонул вместе с экипажем.

Командир крейсера так и не узнал, какого рода смерть таилась в свинцовом цилиндре, стоявшем между койками в каюте первого помощника.

А японский смертник, взорвавшийся вместе с торпедой, не знал, что, если бы та же самая цель попала в перископ их подводной лодки неделей раньше, один из двух испепеленных японских городов мог бы уцелеть.

Два письма президенту США

2 августа 1939 года за месяц до вторжения фашистского вермахта в Польшу, то есть до начала второй мировой войны, известный ученый обратился к президенту США Франклину Рузвельту.

Он писал, что недавние исследования итальянца Энрико Ферми, венгра Лео Сциларда, а также француза Фредерика Жолио-Кюри наводят на мысль, что элемент уран в недалеком будущем может стать новым важным источником энергии. Не исключено, что цепная реакция расщепления атомных ядер в определенной массе урана позволит создать новый тип бомб гигантской разрушительной силы.

Эйнштейн обращал внимание Рузвельта на то, что тайные работы в этом направлении уже ведутся в гитлеровской Германии. Не случайно вслед за оккупацией Чехословакии экспорт добывавшейся там урановой руды тут же полностью прекратился.

17 сентября 1942 года американский генерал Лесли Гровс получил неожиданное для него назначение. Этот интендант дослужился до генеральских погон, ни разу не понюхав пороху. Всю жизнь он проявлял свои полководческие способности, лишь возводя казармы и склады. Единственной примечательной строкой в его послужном списке было участие в строительстве здания Пентагона.

И вот Лесли Гровс назначен начальником «Манхэттенского проекта», то есть поставлен во главе всех работ по созданию атомного оружия. Он распоряжается двумя миллиардами долларов из засекреченного фонда, о котором ничего не знает конгресс. В его подчинении трудятся сто пятьдесят тысяч человек. Среди них — группа всемирно известных ученых, прозванных в Пентагоне «длинноволосыми». Ценой нечеловеческого напряжения график выдерживается из месяца в месяц, изо дня в день. Но, по мере того, как «Манхэттенский проект» приближается к завершению, «длинноволосые» начинают доставлять Гровсу все больше хлопот.

Его беспокоит брожение тех самых умов, что составляют мозговой центр проекта. В большинстве — это европейские ученые, вынужденные покинуть родные края и искать убежище от коричневой чумы в Соединенных Штатах.

Альберт Эйнштейн из Германии, Нильс Бор из Дании, Энрико Ферми из Италии, Лео Сцилард из Венгрии — все они не только предвидели возможность создания атомной бомбы, но и серьезно опасались, что столь чудовищная сила окажется в руках Гитлера. Они знали об опытах Отто Гана и Фрица Штрассмана по расщеплению атомов урана-235 в институте кайзера Вильгельма в Берлине; знали, что вслед за урановыми рудниками в Чехословакии на службу немецким атомщикам сразу же после оккупации Норвегии было поставлено и производство «тяжелой» воды на «Норск гидро».

Они посоветовали Эйнштейну обратиться к Рузвельту, а затем приняли участие в «Манхэттенском проекте» именно ради того, чтоб опередить Гитлера в создании сверхбомбы.

Их ненависть к фашизму разделяли и многие американские коллеги, начиная с руководителя научно-исследовательского центра в Лос-Аламосе профессора Роберта Оппенгеймера, который не скрывал своих взглядов еще в пору поддержки республиканской Испании.

Итак, пока гитлеровский рейх сохранял стратегическую инициативу в войне, мозговой центр «Манхэттенского проекта» работал с полным напряжением сил. Но после Сталинградской битвы, а особенно к зиме 1944 года, когда стало ясно, что Красная Армия уже нанесла фашистскому зверю смертельную рану, среди сотрудников научно-исследовательского центра в Лос-Аламосе начались колебания. Многие усомнились: оправдано ли прибегать к атомному оружию в данной войне?

Стремясь пресечь брожение умов среди «длинноволосых», генерал Гровс запретил ученым на засекреченных предприятиях «Манхэттенского проекта» в Хэнфорде, Чикаго, Окридж встречаться друг с другом. Однако в Лос-Аламосе профессор Оппенгеймер не только допускал, но и поощрял такое общение.

В марте 1945 года Сцилард, выражая мнение Эйнштейна, Бора и других своих коллег, направил письмо Рузвельту. Он призвал президента США отказаться от применения спецбомбы и немедленно установить международный контроль над атомной энергией, чтобы не допустить гонки ядерных вооружений в послевоенный период. Он подчеркивал опасность атомной войны для самих Соединенных Штатов с их концентрацией населения в крупных городах.

Такова была попытка ученых предотвратить применение ими же созданного оружия. Однако она не увенчалась успехом. А письмо из-за болезни президента целый месяц пролежало нераспечатанным, вплоть до смерти Рузвельта 12 апреля 1945 года.

Козырная карта

В Белом доме сменился не только хозяин. Сменилась политика. Уже на одиннадцатый день своего президентства, то есть 23 апреля Гарри Трумэн заявил на совещании в Белом доме, что Соединенным Штатам пора взять более жесткий курс по отношению к Советскому Союзу.

Военный министр Стимсон в принципе не возражал против намерения «осадить» московского союзника. Он подчеркнул, однако, что от предложенных методов вряд ли будет толк и попросил президента принять его с глазу на глаз.

Встреча эта состоялась 25 апреля. Стимсон впервые привел тогда к Трумэну начальника «Манхэттенского проекта». Генерал Гровс подробно рассказал новому президенту, на что способна атомная бомба, и заверил, что она непременно будет готова к 1 августа.

Несколько дней спустя Трумэн учредил Временный комитет по проблемам ядерного оружия. Возглавил его военный министр Стимсон, а будущий государственный секретарь Бирнс был включен туда, чтобы изучить возможный внешнеполитический эффект атомного взрыва. Временный комитет предложил избрать по отношению к Москве «стратегию отложенной пробы сил», то есть подождать, пока в руках у Вашингтона появится козырь из колоды генерала Гровса.

Именно желая бросить на стол эту карту, Трумэн после капитуляции Германии всячески старался оттянуть встречу руководителей трех союзных держав. Черчилль же, не понимая, в чем дело, негодовал по поводу американских проволочек.

Козырная карта была нужна Трумэну не только для торга о судьбах освобожденной от нацизма Европы. На конференции в Ялте было договорено, что через три месяца после победы над Германией СССР вступит в войну против Японии. И хотя сами западные державы множество раз нарушали обещания об открытии второго фронта в Европе, у них не было сомнений, что СССР сдержит свое слово.