Лоренс Блок
Прогулка среди могил
Посвящается Линн
Баю-баю, крошка, тише,Баю-бай, усни, малыш:Бонапарт тебя услышит —От него не убежишь.
Кто ленив и непослушен, —Тех кошмарный людоедЖрет на завтрак, жрет на ужин,Баю-бай – и на обед.
У него в багровой пастиБольше вилки каждый зуб.Разорвет тебя на части,Баю-баю, хруп-хруп-хруп.
Схватит желтыми зубамиИ утащит во лесок —Не оставит бедной мамеИ мизинчика кусок.
Спи, малютка мой писклявый,Ну, чего ты так орешь! —Бонапарт придет кровавый —От него не удерешь![1]
Lawrence Block
A Walk Among the Tombstones
Печатается с разрешения автора и литературных агентств Baror International, Inc. и Nova Littera SIA.
© Lawrence Block, 2012
© Перевод. О.Г. Косова, 2014
© Tombstones Movie Holdings, LLC, 2014
© Издание на русском языке AST Publishers, 2015
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru), 2014
Глава 1
В последний четверг марта, где-то между десятью тридцатью и одиннадцатью часами утра Франсин Кури сообщила мужу, что отправляется по магазинам.
– Возьми мою машину, – предложил ей супруг. – Я никуда не собираюсь.
– Нет, она слишком большая. Каждый раз, когда на ней еду, мне кажется, что веду крейсер.
– Ну как хочешь.
Обе машины – его «бьюик-парк-авеню» и ее «тойота-камри» – стояли в гараже за домом. Сам дом, выстроенный в псевдотюдоровском стиле и облицованный деревом, находился на Колониал-роуд между Семьдесят восьмой и Семьдесят девятой улицами в квартале Бэй-Ридж Бруклина. Франсин завела «тойоту», выехала из гаража и, закрыв его, вырулила на улицу. На первом же перекрестке, остановившись на красный сигнал светофора, она вставила в магнитолу кассету с классической музыкой. Бетховен, один из поздних квартетов. Дома она в основном слушала джаз, поскольку Кенан предпочитал именно его, но за рулем всегда включала классическую камерную музыку.
Франсин была привлекательной женщиной: рост сто семьдесят сантиметров, вес около пятидесяти двух килограммов, полногрудая, с тонкой талией и округлыми бедрами. Темные волосы, блестящие и вьющиеся, зачесаны назад, открывая лоб. Глаза карие, нос чуть вздернут. Полные, хорошо очерченные губы.
На фотографиях именно рот больше всего привлекал внимание. Насколько я понял, у нее были широкие верхние резцы и неправильный прикус и именно из-за этих незначительных дефектов она не очень широко улыбалась. На свадебной фотографии Франсин сияет и светится от счастья, но улыбается, сомкнув губы.
Смуглокожая, она быстро и ровно загорала. У нее уже был летний загар, поскольку последнюю неделю февраля они с Кенаном провели в Негриле на Ямайке. Франсин загорела бы еще сильнее, но Кенан заставил ее прятаться под тентом, чтобы ограничить пребывание на солнце.
– Тебе это совсем не нужно, – сказал он. – Слишком темная кожа – некрасиво. Именно солнце превращает сливу в чернослив.
Она немедленно поинтересовалась, что такого особенно хорошего в сливах.
– Они гладкие и сочные, – охотно пояснил он.
Франсин проехала полквартала от дома и подъезжала к перекрестку Семьдесят восьмой и Колониал, когда водитель синего фургона завел мотор. Дав ей проехать еще полквартала, он выехал с парковки и двинулся за ней следом.
Она свернула направо на Бэй-Ридж-авеню, затем налево на Четвертой авеню и двинулась в северном направлении. Возле «Д’Агостино», на углу Шестьдесят седьмой улицы, она затормозила и поставила «тойоту» на свободном местечке чуть дальше магазина.
Синий фургон проехал мимо, объехал вокруг и встал возле пожарного гидранта прямо напротив супермаркета.
Когда Франсин Кури покинула свой дом, я все еще завтракал.
Прошлой ночью я довольно поздно лег. Мы с Элейн поужинали в одном из индийских ресторанчиков на Восточной Шестой улице, затем посмотрели возобновленную постановку «Мамаши Кураж» в театре «Паблик» на Лафайетт. Места оказались не очень хорошими, и некоторых актеров было практически не слышно. Мы бы ушли в антракте, но один из исполнителей был любовником соседки Элейн, и мы хотели после постановки пройти за кулисы и похвалить его за великолепную игру. Затем мы пошли вместе с ним выпить пару рюмок в соседний бар, оказавшийся набитым битком по какой-то совершенно непонятной причине.
– Просто класс! – сообщил я Элейн, когда мы наконец выбрались из этого заведения. – В течение трех часов я не слышал его из зала и еще час не слышал, сидя через стол. Да у него вообще голос-то есть?
– Пьеса шла вовсе не три часа. Ну может, два с половиной.
– А такое впечатление, что три.
– Такое впечатление, что пять, – буркнула она. – Поехали домой.
Мы двинулись к ней. Элейн приготовила кофе мне и чай себе, и мы еще полчасика посмотрели Си-эн-эн, обсуждая новости. Потом отправились в постель, а через час или около того я встал, оделся в темноте и уже почти вышел из спальни, когда она поинтересовалась, куда я направляюсь.
– Прости, не хотел тебя будить.
– Ерунда. Ты что, заснуть не можешь?
– Вроде того. Мне что-то неймется. Не пойму почему.
– Тогда почитай в гостиной. Или включи телик, мне он не помешает.
– Нет, – отказался я. – Что-то я слишком взвинчен. Небольшая прогулка по городу пойдет мне на пользу.
Элейн живет на Пятьдесят пятой, между Первой и Второй, а мой отель «Норсвестерн» расположен на Пятьдесят седьмой, между Восьмой и Девятой. На улице оказалось довольно зябко, и я подумал было взять такси, но, пройдя примерно квартал, перестал ощущать холод.
Остановившись на красный свет, я ухитрился разглядеть между двумя башнями луну. Было почти полнолуние, чему я нисколько не удивился, ведь все признаки налицо: некое ощущение беспокойства, чувство дискомфорта. Мне хотелось что-то предпринять, только вот непонятно что именно.
Если бы Мик Баллу находился в городе, я мог бы направится к нему в паб. Но Мик уехал из страны, да и, судя по и без того взвинченному состоянию, паб не самое подходящее для меня место. Поэтому я отправился прямиком домой, немного почитал и где-то около четырех часов выключил лампу и уснул.
В десять утра я находился за углом, в «Пламени». Съел легкий завтрак и прочитал газету, главным образом криминальную хронику и о спорте. Именно в этих областях общества кризис, поэтому я не очень уделяю внимание прочим новостям. Национальные и международные проблемы, возможно, заинтересуют меня, только когда гром грянет. А так все это кажется мне настолько далеким, что мои мозги решительно не желают этого воспринимать.
Времени у меня было навалом, чтобы прочитать все, включая и различные объявления. На прошлой неделе я три дня работал на «Надежность», крупное детективное агентство, имеющее офис во «Флэтайрон-билдинге», но больше пока у них для меня ничего не было, а по собственным наводкам я работал в последний раз сто лет назад. С деньгами у меня все в порядке, поэтому работать не обязательно, а с времяпрепровождением отродясь проблем не возникало, но сейчас я с удовольствием занялся бы каким-нибудь делом.
Беспокойство, охватившее меня прошлой ночью, не исчезло с заходом луны. Оно сохранялось. Эдакая лихорадка в крови, некий подкожный зуд там, куда невозможно дотянуться, чтобы почесать.
* * *Франсин Кури провела в «Д’Агостино» примерно полчаса, покупая продукты, за которые она заплатила наличными. Мальчик-носильщик сложил три пакета с покупками в тележку и покатил за ней следом из магазина вниз по улице к ее машине.
Синий фургон по-прежнему стоял возле гидранта. Задние двери фургона были открыты, и двое мужчин, вылезших из него, стояли рядом на тротуаре, будто рассматривая приборную панель, которую один из них держал в руках. Когда Франсин прошла мимо них в сопровождении мальчика, они проводили ее взглядом. К тому моменту, когда она открыла багажник «тойоты», мужчины уже находились внутри фургона и дверцы грузовичка были закрыты.
Мальчик сложил пакеты в багажник. Франсин дала ему два доллара, что вдвое превышало обычные чаевые, не говоря уже о том удивительно высоком проценте покупателей, которые не давали ему и вовсе ничего. Кенан приучил ее не скупиться на чаевые, не чрезмерные, но достаточно щедрые.
– Мы всегда можем позволить себе быть щедрыми, – поучал он ее.
Мальчик покатил тележку обратно в магазин. Франсин села за руль, завела мотор и двинулась дальше по Четвертой авеню.
Синий фургон ехал следом, держась на полквартала сзади.
Не знаю, каким именно маршрутом Франсин доехала от «Д’Агостино» до магазина импортных продуктов на Атлантик-авеню. Она могла ехать все время по Четвертой авеню, а могла и по скоростному шоссе «Гованус» в Южном Бруклине. Узнать этого невозможно, да это и не имеет значения. Так или иначе, она доехала до угла Атлантик-авеню и Клинтон-стрит. Там, на юго-западном углу, есть сирийский ресторан под названием «Алеппо», а рядом с ним – продовольственный магазин, именуемый «Арабский гурман». (Франсин никогда его так не называла. Как и большинство постоянных покупателей, она говорила «У Аюба». Так звали бывшего владельца, который продал заведение и переехал в Сан-Диего десять лет назад.)