- Встанет... Если разденется догола. А потом, чтоб убедилась по-настоящему, предложи ей... Ну, пусть опробует. Усядется!.. – от смеха Васька уже клонился под стол. Петруха сначала тоже заржал, как лошадь, но потом вдруг перестал:
- А если она согласится?
- Покойник против не будет, - загибался от смеха Васька. - Пусть прокатится, ха-ха-ха... На палочке верхом...
- Так получится, что она мне с тобой изменит, – нахмурился Петька. – И у меня же на глазах??
- Ну, ты сказал! – возмутился Василий. – Какая тут измена?? Прикол же! Шутка!!
- Хм... шутка... А кто смеяться будет?
- Ну, сначала ты... глядя на Галку, когда она стояк увидит, - Ваську опять стал разбирать смех. - Потом Галка, когда на него усядется...
- А ты когда будешь? – обиделся Петька.
- А покойнику смеяться вообще не положено, - отрезал Васька. – Не хочешь – не надо! Для него тут стараешься, а он...
Поссорились они тогда, и так этот грим и не использовали. А прикольно бы, наверное, было!
* * *
Эрекция в морге - 3
Петруха дежурил в ночь, один на весь морг, и вечером, когда уже все разошлись, он привёл к себе медсестру Галку. С этой сестричкой из терапии у него уже было: как-то она отдалась ему на дежурстве, наспех, и с тех пор он считал её своей девушкой.
Галя была девушкой скромной, незаметной, и с этим Петькой у неё получилось не потому, что он ей так уж нравился, а просто сильно приставал. Тем более, что никого у неё всё равно не было.
Был, правда, Олег Сергеич, приятный такой врач, стройный, виски с проседью, с которым она иногда дежурила. Но он попросил об этом только один раз... А она долго ещё вспоминала, как тогда ночью, в ординаторской, в белом халате на голое тело она, стыдливо прикрывая глаза, принимала для него разные позы. И он любил её так ласково, так упоительно долго! Но больше не вспоминал о ней... Медсестёр ведь много. И гораздо более красивых.
А Петька был простой обалдуй, и даже, наверное, придурок. Ну, что ж поделаешь... Не всем достаются красавцы и умницы.
В дежурке Петька вытащил из холодильника бутылку шампанского – «Сюрприз, подруга!» - и свои вечные пирожки с капустой.
Они успели выпить по стаканчику, когда подъехала «скорая» и посигналила. Петька чертыхнулся и пошёл открывать. Привезли, конечно, очередного «клиента», закончившего жизненный путь. Санитары внесли носилки в покойницкую и вывалили его на стол.
Петька стал ругаться, чтобы «клиента» уложили аккуратно, лицом вверх, иначе не примет. Те не стали ломаться, уложили, и Петруха расписался в приёмке неопознанного тела. «Без документов», - сказал санитар, закрывая книгу.
Когда машина уехала, Петька позвал Галину:
- Ты как к покойникам относишься? – спросил он со смешком. – Помоги его раздеть.
Галка пожала плечами: как она могла к ним относиться? Никак.
- Ну, давай.
На металлическом столе лежал стройный молодой парень. Было ясно, что умер он недавно, и даже ясно было отчего: правый бок его внизу под ребрами был весь в запёкшейся крови.
- Ножевое, - сказал Петька, с трудом стягивая с тела короткую кожаную куртку: руки покойника сгибались с трудом.
Галка, помогая ему, всматривалась в мёртвое лицо, и ей показалось в нём что-то знакомое. Этот тонкий, прямой, сейчас уже заострившийся нос, узкое лицо, тёмную чёлку она уже видела. Только давно...
Когда Петька стал срезать ножницами засохшую рубаху, она увидела справа на ключице крупную цифру 16 и ахнула. Это был Женька!.. Её школьная безответная любовь. В 16 лет он сделал эту татуировку и показывал в классе, хвастал. Галкино сердце сжалось от боли. Вот как встретиться довелось, милый! Убили...
Петька снял с него кроссовки, стянул джинсы, срезал ножницами всё остальное: не пригодится.
Стройное тело лежало на столе перед Галкой. Вот она и увидела его всего, обнажённым, о чём в школе мечтала... Бедный, бедный мальчишка! И какой красивый... Ноги длинные, узкий торс, грудь широкая... и мужская часть тоже красивая, не слабая. Вот кто должен был стать её судьбою! Теперь уж никогда...
- Что замерла? – удивился Петька. – Знаешь его, что ли?
- Женька... – прошептали её губы чуть слышно.
- Что? – не расслышал Петька.
- Да нет, ничего, - пришла она в себя. - Не знаю. Так, задумалась просто.
Петька накрыл тело простынёй, перегрузил на подвижную платформу и задвинул в холодильник.
- Пошли, выпьем, подруга! – довольно улыбаясь, он вымыл руки и вытер их об халат. – Не дали нормально отдохнуть, придурки. И где только среди ночи этих жмуров находят?
Они вернулись в дежурку, где Петька снова разлил по стаканам шампусик. Она пила, думая о своём, а Петька закусывал вино пирожками и, захлёбываясь смехом, рассказывал похабные анекдоты. На дворе была уже глубокая ночь и стояла тишина.
Потом, сидя на кушетке, она долго делала Петьке миньет, чувствуя, что совсем пьяная. Время от времени Петька погружал член в стакан с вином и давал ей обсасывать. «Бананы в шампанском!» - посмеивался он.
Потом она уснула тут же на кушетке. Был ли у них секс, она не запомнила.
* * *
В самом дальнем углу огороженной территории клиники, скрытое густыми зарослями, стоит одноэтажное здание морга. Вид у него, из-за окон, закрашенных до половины краской, и всегда-то мрачноватый. Ночью же, освещённый луною, когда ветки деревьев бросают на него качающиеся тени, он мрачен по-настоящему.
Двери морга закрыты изнутри на задвижку. В дежурке глубоко спят двое: девушка на медицинской кушетке и дежурный медбрат, свернувшийся в кресле. Взошедшая луна через верхнюю часть окон заливает дежурку призрачным светом. Тишину нарушает только редкое и ровное дыхание спящих.
Спят и другие обитатели морга... В холодильных камерах. Но их сон вечный.
И вот... возникает какой-то чуть слышный, дальний звук... Шшш-шшш-шшш... шшш-шшш-шшш... Тук, тук, тук...
И опять: шшш-шшш-шшш... шшш-шшш-шшш... И еле слышно, с пристуком: тук-к, тук-к, тук-к...
Голова девушки, освещённая луною, вздрагивает и чуть приподнимается. Она услышала... Она услышала и сразу поняла: это Женечка!
Она тихо встаёт с кушетки; лицо её, залитое лунным светом, приподнято, глаза закрыты. Она спит.
Тело её делает первый шаг, руки тянутся вперёд. Наткнувшись на стол, сомнамбула обходит его и, не открывая глаз, движется к двери. Луна светит ей прямо в лицо, которое искажено гримасой страдания. Женька там, в холодном ящике, царапает, не может выбраться. Надо спешить, замёрзнет!
Как она в него влюблена была тогда, в школе! Просто сама была не своя... Ждала после уроков, на углу школы. А он проходил с мальчишками мимо, не замечал. Среди них он был самый-самый: высокий, лёгкий, изящный такой. Мальчишки, посмеиваясь, кивнут ему на неё, мол, тебя ждёт, обрати. Женька остановится, спросит без всяких смешков: «Галка, ты меня ждёшь?» Она застесняется, покраснеет, кивнёт. «Ну, пойдём, чего стоишь?» И она идёт с ними, молчит, а они болтают между собой. Потом, когда все разойдутся, он провожал её до автобуса, сумку её с книжками нёс: «Пока, подруга. Не скучай!»
Видел Женька, что она влюблена в него, взаимностью ответить не мог, но относился уважительно: ни сам не смеялся, ни другим не позволял. Была она тогда совсем серенькой мышкой, невзрачной. А в классе были девочки яркие, видные. Они уже и одевались, и причёски носили, как настоящие женщины. Куда ей до них...
Девушка нащупывает руками дверь в предбанник, бесшумно открываете её, выходит, и так же бесшумно закрывает. В предбаннике тоже свет только от луны, через верхнее окно над входом. Она останавливается и снова прислушивается к этому звуку, звуку из своего сна:
- Шшш-шшшш-шшш... Тук, тук, тук... шшш-шшш-шшш... Тук, тук, тук...
Да, это он, Женечка! Скребёт там чем-то, бедный... Надо спешить. Она безошибочно отыскивает дверь в покойницкую, берётся за неё двумя руками и тянет. Дверь тяжёлая, на пружинах. В покойницкой совсем темно, окон на улицу нет, но девушке это безразлично. Она заходит, и дверь за нею с силой захлопывается. В полнейшей темноте девушка замерла, слушает мёртвую тишину.
Но для неё это не тишина! Она слышит! Медленно, вытянув руки перед собой, она идёт вдоль холодильных шкафов и ищет. Сейчас, Женя! Погоди, я сейчас... Она протягивает руки к первому шкафу, напрягает внутреннее зрение – оказывается, оно у неё есть! – и перед нею возникает едва различимый силуэт неприятного грязно-зелёного цвета. Мертвец. В следующем шкафу вообще чернота. Либо пусто, либо... либо давний мертвец, заледеневший, без ауры. В другом - опять темная зелень, едва различимая. В следующем - зелень с коричневым, гадость какая-то...