Сабрина Джеффрис
Неодолимое желание
К читателю
Ума не приложу, что делать с моим внуком Гейбриелом. Это из-за него я потребовала, чтобы в течение года все мои внуки поженились, в противном случае я всех их лишу наследства. В гонке на экипажах погиб лучший друг Гейба, но спустя почти семь лет сам Гейб сломал ключицу, соревнуясь с другим глупцом на той же самой опасной беговой дорожке! И это вывело меня из себя. Неудивительно, что люди прозвали Гейба Ангелом Смерти: он на каждом шагу напрашивается на неприятности.
И вот теперь сестра его погибшего друга, Вирджиния Уэверли, хочет отомстить, победив его в скачках на той же самой беговой дорожке, а Гейб, вместо того чтобы отклонить сумасшедший вызов девчонки, намерен ухаживать за ней! Надо сказать, что она очень яркая и симпатичная особа, но ее дед, генерал Уэверли, никогда не даст согласия на этот брак. Этот человек слишком упрям и чрезвычайно несговорчив. Бог мой, генерал от кавалерии имел наглость назвать меня «чертовкой»! Это не сойдет ему с рук, и не важно, насколько он импозантен и подвижен для своих лет.
Но я отклонилась от темы. (Генерал Уэверли слишком отвлекает меня.) Не знаю, что и думать насчет увлечения Гейба бойкой мисс Уэверли. Конечно, я хочу, чтобы он женился, но он все еще пытается побороть в себе чувство вины из-за случившегося с ее братом. Как я могу быть уверена, что это не ухудшит ситуацию? Мое единственное утешение в том, что она, кажется, очарована моим внуком так же, как он сам очарован ею. Буквально сегодня мы с генералом Уэверли наткнулись на них. И вероятно, у них было свидание! У нее определенно покраснели губы, а у Гейба был такой вид, будто кто-то только что выдернул из-под него лошадь. Он явно не привык иметь дело с приличными женщинами.
Между тем я становлюсь слишком старой для всего этого. Если это ухаживание ничем хорошим не закончится, мне, возможно, придется связать Гейба и запереть в сарае, пока он не возьмется за ум. Пожелайте мне удачи, Друзья!
Искренне ваша, Хетти Пламтри.
Пролог
Илинг
Апрель 1806 года
В доме опять пронзительно кричали.
Семилетний Гейбриел Шарп, третий сын маркиза Стоунвилла, зажал уши руками, чтобы ничего не слышать. Он не переносил, когда кричали, от крика у него в желудке все сжималось в тугой узел, особенно когда мать кричала на отца.
Только на этот раз мать кричала на его старшего брата. Гейб прекрасно это слышал, потому что спальня Оливера находилась как раз под его учебной комнатой. Слов Гейб разобрать не мог; он слышал только сердитые интонации. Странно, что на Оливера кричат, ведь он любимец матери, хотя Гейба она называла «мой дорогой мальчик», а его братьев никогда так не называла.
Возможно, потому, что они почти выросли? Гейб нахмурился. Он должен сказать матери, что ему не нравится, когда она называет его «своим дорогим мальчиком»… кроме тех случаев, когда ему самому это нравится. Она всегда говорила эти слова, прежде чем дать ему его любимого лимонного пирога.
Хлопнула дверь. Крики прекратились. Гейб выдохнул, и внутри что-то расслабилось и отпустило. Может, теперь все будет хорошо.
Он посмотрел в учебник, в котором должен был прочитать рассказ о малиновке, которую убили:
Здесь лежит малиновка,Мертвая и холодная.И эта книга сейчасРасскажет о ее кончине.[1]
Дальше шло повествование о тех, кто хоть что-то сделал для мертвой малиновки: о сове — та выкопала ей могилу, о быке — он позвонил в колокол. И хотя здесь описывалось, как погибла малиновка, — воробей выстрелил в нее из лука, — не было сказано ни слова, зачем он убивал малиновку.
Лошадей в этом рассказе тоже не было. Гейб просмотрел в книжке все картинки, чтобы убедиться в этом. Много птиц, рыба, муха и жук. Ни одной лошади. Он бы с большим интересом прочел рассказ о лошади, участвующей в скачках, но в учебнике об этом не написали.
Со скучающим видом Гейб выглянул в окно и увидел мать, она размашисто шагала в сторону конюшен. Неужели она поедет на пикник, чтобы рассказать про Оливера отцу?
Гейб с удовольствием посмотрит на это. Оливер никогда не попадает в неприятности, а с Гейбом это происходит постоянно. Вот почему он сидит в этой скучной учебной комнате с этой бестолковой книгой, вместо того чтобы веселиться на пикнике. Потому что он провинился, и отец приказал ему остаться дома.
Но отец, возможно, простит его, если рассердится на Оливера. Если мать поедет на пикник, то Гейб вполне может убедить ее взять его с собой.
Гейб бросил взгляд через плечо; его учитель, мистер Вирджил, дремал в кресле. Он может легко выскользнуть из комнаты и упросить мать. Но только если поторопится.
Не спуская глаз с учителя, Гейб соскользнул со стула, осторожно прокрался к двери и, как только вышел в коридор, бегом помчался к лестнице. Он скатился по ступенькам вниз, потом незаметно, мелкими перебежками, преодолел выложенный плиткой холл и выбежал во внутренний двор.
Стрелой промчавшись по двору, Гейб оказался в своем самом любимом месте — в конюшне. Он обожал запах лошадиного пота, шорох сена под ногами на сеновале, тихие разговоры грумов. Конюшня была магическим местом, где не было никаких криков, потому что это тревожит лошадей.
Гейб огляделся вокруг и вздохнул. Стойло с любимой кобылой матери было пустым. Она уехала. Но ему не хотелось возвращаться в учебную комнату к этой глупой книге про малиновку.
— Добрый день, молодой хозяин, — приветствовал его главный грум, Бенни Мэй, который подковывал лошадь. Раньше он был жокеем у деда Гейба, когда Шарпы выставляли на скачки много лошадей. — Кого-то ищете?
Гейб не собирался признаваться, что ему нужна была мать.
— Просто хотел узнать, не нужна ли помощь, — выпятив грудь и запихнув большие пальцы за пояс бриджей, как это делали грумы, ответил он. — Похоже, все грумы уехали.
— Да, на пикник. Полагаю, сегодня днем здесь много людей будет приезжать и уезжать. Прекрасные леди и джентльмены вскоре устанут от развлечений на открытом воздухе. — Бенни не спускал глаз с копыта лошади. — А вы почему не на пикнике?
— Отец не разрешил мне, потому что я посадил паука Минерве в волосы и отказался попросить прощения.
Бенни издал какой-то хриплый звук, словно ему сдавило горло, который перешел в кашель:
— Значит, вместо этого он разрешил вам прийти на конюшню?
Гейб потупил взгляд, делая вид, что рассматривает свои башмаки.