Наталья Бочка - Сердце Анны

Сердце Анны

Наталья Бочка

Дизайнер обложки Мария Брагина

© Наталья Бочка, 2017

© Мария Брагина, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-1068-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

Глава 1

– Федюшка, Федюшка, – матушка высовывалась почти наполовину из окна, – да где ж он озорник запропастился? Семён! Семён!

Из-за угла появился Семён. Невысокий старик с руками почти до колен:

– Чего горлопанишь, вон он в амбаре прячется. Федька итить твою за ногу, ну ка, давай сюда паршивец, нето шас колоду возьму, – прокричал Семён в направлении амбара.

– Я те возьму, – возмутилась матушка, – иш какой.

Семён усмехнулся и что-то проворчал себе поднос, собирался снова за угол зайти, но матушка остановила:

– Да где ж он, Семён, голубчик сходи поклич, щи с пампушками стынут, – и она подмигнула Семёну.

После слов, про щи и пампушки что-то в амбаре заскрипело и свалилось. Широкая бревенчатая дверь с толстыми щелями медленно отворилась, и показался грязный мальчуган лет пяти. Одежда его и волосы все истыканы соломой. Он прищурился на солнце и хитро сказал:

– А что матушка, никак звали к обеду?

– Я вот тебе сейчас такого обеду устрою. Наобедаешся. Вот охайник, где ж ты лазишь полдня? Кричу, кричу не докричишся. Быстро умываться и за стол. Чтобы мигом мне.

Федька стрелой побежал в сени. Там Марфа наскоро почистила ему брюки и рубаху и нещадно умыла лицо. Федька уже привык к такой её ласковости. Поэтому не обижался ничуточки. К столу он пришел уже довольно чистым. Матушка накрывала. Быстрым взглядом окинула мальчишку и улыбнулась.

Матушка, как считал Федька – очень красивая. Он всегда ей любовался. Может от того что мало людей видел Федька, а деревенские женщины все сплошь не такие как матушка. Ни одной женщины красивее он не встречал. Ему казалось, что она и есть все те красавицы, которых описывают сказки. Он каждый раз представлял матушку, когда кто-то рассказывал волшебную историю.

Лицо её даже снилось ему, круглые голубые глаза, алый рот. Тёмные волосы в тугой косе. Когда она расчесывала их гребешком, Федька всегда стоял рядом и иногда засовывал в волосы пятерню. Матушка улыбалась и это нравилось Федьке. Привязанность к матери была очень сильной. Порой ночью, он вставал с кровати и шел к матушке, тихонько ложился рядом и старался не шевелиться, чтобы она не проснулась. Но она не просыпалась, а во сне обнимала его и целовала в макушку или затылок.

Федька знал всегда, что как бы он не шкодил, как бы ни баловался, матушка почти никогда не наказывала его. Обещала взять розги или поставить на горох, но никогда этого не делала. Даже Семён упрекал её за это:

– Смотри Мария, вырастишь шалопутного. Без наказания дитя нельзя оставлять, залезет на голову, не стряхнёшь.

– Да за что ж его наказывать, – смеялась Мария, – это же дитё. Побалует, да перестанет.

Знал Федька эту свою безнаказанность и конечно этим пользовался. Жизнь его протекала в сытости и приволье. Матушка не бедствовала, хозяйство кой-какое имела. Семён и дочка его Марфа вся, считай, семья. Бегал Федька целыми днями с деревенскими мальчишками в игры играл, кур гонял, на ставок порыбачить, да искупаться. Ни забот, ни хлопот.

Но однажды все переменилось.

Что и как получилось, этого не знал Федька, слыхал несколько слов, что Семён в сенях Марфе шептал – «Отравила чертовка – говорил, – со свету сжила». Что это значит, не понимал Федька, только видел, как его матушка красавица чахнуть, вдруг, стала на глазах.

Так же бегал, хулиганил, но как вечером домой возвращаться к матери в половину порой и не пускают.

Приходил пару раз человек со странным запахом, что-то говорил Марфе. Какое питьё давать.

Ночью уже не мог Федька к матушке пройти, то Марфа, то Семён рядом с ней ночевали. Но однажды удалось, всё же, бесшумно пробраться.

Несколько дней кряду не видел Федька матери, и сильно от того страдал. И вот ночью решил проскользнуть, когда Марфа заснёт. Так и сделал. Встал с кроватки и пошел тихонько в опочивальню. В темноте прислушался, Марфа на лавке похрапывает. Нырнул быстро в кровать к матушке и прижался к ней, сильно соскучился. Почувствовал её дыхание. Шевельнулась Мария и Федьку тихонько притянула, поцеловала его в затылок. И заснул он счастливый и спокойный.

А на утро, проснулся снова в своей кроватке, встал и пошел к матушке, а по избе запах. Да голос, что-то запевает. Подошел к двери, открыл. Лежит матушка недвижно. Лицо бледное, губы синюшные, а над ней священник молитвы поёт.

Помнит ещё Федька и деревянный ящик, какой Семён весь день колотил, помнит, как всхлипывал над бледным лицом матушки.

Потом сказали, будто ушла она, вроде как на небо и когда вернётся неизвестно.

А что ей там, на небе, если здесь, он – Федька.

Глава 2

Всё так же бегал Федька с ребятами, по деревенским улицам. Кур гоняли, собак пугали, свиньям хвосты крутили. Иногда под вечер так замается, что и за столом прямо засыпал. А на утро опять дружки босоногие со двора зовут.

И как будто ничего не менялось, всё так же хорошо и раздольно живётся Федьке, только иногда про матушку вспоминал. У Семёна спрашивал, отчего она так долго не возвращается. Много дней уж пролетело, как ушла. Обратно, когда ждать, не понятно. К Марфе тоже приставал, а она всё отмахивались. Иной раз глянет на Федьку, вздохнёт и слезу уронит. Непонятно, отчего.

Однажды пришел человек. Улыбчивый, добрый. В одежде чистой, не такой как мужики деревенские ходят. Долго Федьку разглядывал. Прищуривался и всё что-то под нос себе приговаривал.

В тот день, гулять не пускали. Разговоры вели, всё про Федьку, больно часто он своё имя слышал.

Потом, Марфа переодела мальчугана в наряд новый, чистый, почти как у того человека. Узел собрала, все, что у Федьки имелось, туда сложила. Вывели мальчишку из дома, Марфа всё его крестила, всё что-то причитала, да плакала. А Семён прижал к себе мальца:

– Ну, – говорит, – смотри, не озорничай там шибко.

А где – там, не сказал.

А потом приезжий посадил Федьку в дрожки, сам рядом сел и спрашивает:

– Ну что Фёдор, поедем учиться?

Молчит Федька глазами лупает, ничего не понимает.

И покатились дрожки по дороге. Деревенские ребята – по заборам стояли, кто рукой махнёт, кто крикнет, что на прощанье. А пёс соседский так на кобылу брехал, что аж до хрипоты.

Впервые в жизни, ехал Федька в настоящих барских дрожках, в каких господа ездят. Пока в дороге были, чуть голову не свертел, хотелось получше окрестности рассмотреть. Ёрзал так, что, вскорости зад заболел.

Ехали долго, даже ночью. Два раза, останавливались в больших дворах, где людей множество. Дрожки, да телеги, лошади, собаки. В таковых местах Федька никогда не бывал. Люди там разные. Есть деревенские, по крестьянскому одеты, а есть и барыни, да такие, что и взгляд не оторвать. Платья что тот – колокол. Отчего они это надевают? Неужто другого ничего нет. Неудобства одни. Как в таком платье по деревне бегать? Враз запутаешься. Видно им не слишком это нужно. Всё ходят, важничают. И сидел Федька с открытым ртом, до того всё в диковинку.

А человек, что с Федькой, за руку крепко держал, вроде как, отпустить боялся. Но всё равно, ни куда бы Федька не делся, страшно в чужих краях, среди чужих людей. Только надеялся, что там, куда едут они, ждёт его матушка. Решил – это она за ним послала. Ведь не может быть, чтобы она совсем за него забыла. Вот и решила человека за Федькой прислать. Только ехать, оказалось, вон как долго.

Но вот, спустя три дня и две ночи подъехала коляска к высоким воротам, тут – путешествие и окончилось. Вышел из дрожек сопровождающий, в калитку стукнул. Открылось оконце. Лязгнул засов и калитка отворилась. Вышел человек весь в черном, верёвкой подпоясан. Глянул на Федьку тёмным взглядом, у того от страха аж в животе заурчало. А приехавший с Федькой подтолкнул мальчонку к калитке и бумаги чёрному протянул. Тем всё и закончилось.

Тогда, возле ворот тех высоких, началась у Федьки новая жизнь.

Если бы мог он, хоть на немного представить себе, в какое место попадёт, то возможно, ещё тогда, в дороге, сбежал бы и не оглядывался. Но, это он уже потом понял, спустя месяцы и даже годы.

Привезли мальчишку в закрытую школу, при мужском монастыре.

В школе этой подавалось довольно серьёзное обучение. Строгая дисциплина и жесткие методы воспитания обламывали все изъявления воли или характера. Многолетняя система наказаний заставляла учеников выполнять все предписания и правила.

Перед страхом остаться без еды или быть жестоко наказанными, стайка полуголодных мальчишек готова была зубрить любые правила и догмы. Но это не спасало младших и слабых. Старшие ученики отбирали еду и поколачивали тех, кто не мог за себя постоять. Несколько лет проведённые здесь, запомнились Фёдору неуёмной тоской, болью и унижениями, бесконечным чувством голода и холода.