Нинка хранила гробовое молчание.
— И помните: Тристин был из Коалиции и напал на врагов Коалиции. Я вышел против зла общества, в котором вырос. И остановил это зло, прежде чем Республика смогла в полной мере воспроизвести ревенантский образчик, прежде чем сотни систем стали жертвами тирании или же весь Рукав оказался ввергнут в войну.
— Вы этого не знаете.
— Нет, не знаю. Но я знаю, что Тристин видел больше моего. И он считал, что неверно поступил, ожидая и не действуя так долго, в то время как никакие иные силы тоже не действовали. Они и не стали бы. Я знаю, что все глядели мимо, когда Республика истребляла уцелевших на флоте Кельтира, когда Республика закрыла Кельтирские системы и когда Республика уничтожала миллионы своих граждан на Сулине, поскольку те мирно выступали против тирании. Я знаю, Тристин был прав, говоря о деревьях, столь уродливых и дурных, что им никогда не вырасти прямыми из того же корня, и лучше вырвать их, пока они не разрослись настолько, чтобы угрожать всему вокруг.
— Не думаю, что мы когда-либо поглядим друг другу в глаза из-за этого, — сказала Нинка.
— Вероятно, нет. Вы желаете моей отставки с поста управляющего директора?
Ее смех прозвучал горько.
— Вы не можете уйти. А если уйдете, ИИС будет закрыта, а активы достанутся правительству Коалиции.
— Что?
— Тристин указал на это весьма недвусмысленно. Это оговорено в уставе. А именно: если преемственность, определенная управляющим директором, меняется кем-либо другим, помимо управляющего директора, или преемником, которого он назвал, устав аннулируется.
— Я могу назначить вас своим преемником.
— Нет, спасибо. Мне никогда не хотелось вести дело, и особенно не хочется сейчас. Весь центр Рукава вверх тормашками. Арджентяне покидают свою половину протектората, и немного пройдет, прежде чем Коалиция не покинет свою. Арджентяне заявляют, что теперь в протекторате нет необходимости. Но куда более похоже, что они хотят бросить все свои корабли против налетчиков и мятежников, которых теперь столько развелось. Кашу заварили вы, пусть даже никто не сможет доказать этого, кроме вас, меня и фархкан, и теперь вам ее расхлебывать и подтверждать вашу правоту.
Ван ощутил ироническую улыбку, тронувшую его губы.
— Это они мне и сказали.
— Фархканы?
— Да. Сказали, что у меня будет много дел.
— Тогда вам лучше ими заняться, — она сдержанно улыбнулась, но ее глаза остались угрюмыми. — Спрос на услуги ИИС скоро начнет расти, особенно на те, для которых нужен надежный корабль. Если «Джойо» еще в действии.
— Фархканы позаботились о корабле не хуже, чем о пилоте, — Ван поглядел на нее. — А не стать ли вам управляющим директором по программам?
Нинка нахмурилась.
— Я буду управляющим директором по операциям. Я куда лучше справляюсь с кораблем.
Он нахмурился.
— Я теперь должен изрядно поработать с «Джойо».
— Должны?
— Это плата за мою реабилитацию. Фархканы были мной недовольны.
Нинка долгое время изучала его. Наконец, произнесла:
— Вы как…
Хуже, подозревал Ван. Но он лишь медленно кивнул, думая, а удастся ли не прийти к тому же концу, к которому пришел древний Голландец. Думая, а сможет ли он еще устремиться… а не повернуться спиной ко всем тем, в чью жизнь он вторгся, и кто остался жив. И об Эмили, о своей Сенте.
Время у него было. Что правда, то правда.