Ярослав Георгиевич
Проспавший смерть, опоздавший к рождению [СИ]
Slice FFA157D60012CE01
– Дяденьки, пустите, пожалуйста! Меня мама ждёт!… – Тоненьким голоском, звенящим неподдельным ужасом и отчаянием, пролепетала девчушка-подросток. Волнение её было понятно – она стояла одна, где-то посередине лесной дороги, в окружении ратников в цветах Самсона. А слава у этих молодых людей и их предводителя, младшего княжеского сына, была очень громкая и чрезвычайно сомнительная…
В ответ на несмелую просьбу девчушки, явно селянки из соседней деревни, раздались лишь раскаты грубого хохота.
– Ишь, чего захотела!
– Да за такую наглость надо наградить!
– Стойте, стойте, она там что-то про маму говорит! Может, как раз и проводит до неё?
– Ведь точно! Ах ты ж голова, Зигфрид, прекрасно придумал! Эй, девка, веди-ка нас к себе домой, к мамке! Будет сюрприз ей! Даже, много сюрпризов!…
Мужчины распалялись всё больше, не переставая смеяться, бесстыдно пожирая сальными взглядами несчастную, сжавшуюся перед ними, словно маленький беззащитный зверёк. Кто-то уже протянул руку и ущипнул молодое тело, кто-то толкнул, кто-то, заржав как конь, задрал подол платья. И неизвестно, сколько бы продолжалась это жестокое действо, зрителями которого были лишь деревья, сгрудившиеся вокруг места трагедии – но его внезапно прервали. Тихий спокойный голос заставил всех замолчать.
– Нету времени. Забыли, куда направляемся?
Над дорогой повисла тишина, кажущаяся непривычной и гнетущей после недавнего шума и гомона. Она нарушалась лишь спокойным, отстранённым шелестом листьев да беззаботным птичьим пеньем – природе не было дело до разборок между людьми.
Все без исключения уставились на молчавшего до сих пор худощавого и бледного парня, с лицом, не выражавшим никаких эмоций.
– Давайте её сюда, и быстро, нам некогда!
Ловкие руки ратников, мгновенно отреагировавших на приказ, сноровисто схватили и скрутили неудачно попытавшуюся увернуться девчушку. Её головной платок плавно опустился на дорогу, а корзинка с зеленью, что предназначалась для продажи на рынке, покатилось по земле прочь, теряя содержимое, будто бы отрекаясь от обречённой хозяйки. Которую, отчаянно упиравшуюся и голосящую, потащили прямиком к худощавому. Большущие глаза несчастной жертвы, круглые от ужаса и наполненные горючими слезами, не отрываясь смотрели на него – по всем приметам, властный незнакомец полностью подходил под описание того самого княжича, про чью жестокость в народе ходили кошмарнейшие слухи…
Парень даже чуть подался вперёд, хотя бледное и внешне безразличное лицо всё так же ничего не выражало. Протянув руки, резким движением он разорвал на девчушке одежду, откинув в стороны ошмётки дешёвой ткани, и обнажил нежную кожу с уже появившимися кое-где синяками. На тонких губах мучителя вдруг заиграла усмешка, а крохотные колючие зрачки почти ощутимо забегали по стройной фигурке. Размахнувшись, княжич со всей силы влепил стоящей перед ним пощёчину, так, что его люди с трудом смогли удержать мотнувшееся безвольной куклой тонкое тельце. Далее, последовал жёсткий удар ногой в живот, затем ещё, вновь пощёчина, кованый каблук с силой вдавил в землю, ломая, пальчики на босой ступне, заставляя глотку страдалицы издать жуткий и совершенно не свойственный ей вопль. Сверкнула сталь обнажённого клинка. Боль, ужас и отчаяние заполнили сознание несчастной, ещё недавно так оптимистично смотревшей на будущее…
Кончилось всё внезапно. Вернее, боль-то осталась, заставляя тихо стонать. Нервная дрожь всё никак не могла отпустить. Слёзы текли не переставая, причём, даже не ручьями, а реками. Стальная хватка крепких мужских рук по-прежнему не давала возможности шелохнуться. Но – княжич больше не терзал трепещущую окровавленную плоть, он даже отвернулся. Что произошло, благодаря чему вдруг появилась передышка, жертва безумной и варварской жестокости не понимала: перед затуманенным взглядом прекрасных небесно-голубого цвета глаз плыли круги, а в ушах гулким стуком отдавался каждый удар бешено колотящегося сердечка.
А тем временем, перед Самсоном и его людьми стоял, тяжко опираясь на сучковатый посох, немощный старик в запылённом плаще.
– Чего ты сказал?… – недоверчиво переспросил его недовольный прерванной забавой княжич.
– Я сказал, отпустите её.
– Отпустить? Кровавые Боги, ты в своём уме, старик? Ты – жрец, это не твоё дело!
– Прокляну!
– Не смеши, я такие жертвы приношу Гневному, его благодать защитит! Мне проклятия не страшны, особенно, от таких жалких сморчков, как ты! Ступай своей дорогой, и радуйся, что не хочу руки об тебя марать, иначе бы проучил как надо!
Самсон отвернулся от этого смешного наглеца, осмелившегося отвлечь его, и приподнял за подбородок лицо своей жертвы. Он намеревался продолжить то, чем занимался, и не хотел тратить своё время на пустую болтовню с надоедливым стариком, которого спасал от немедленной расправы только жреческий сан.
– Если не отпустишь мою ученицу сейчас же, тебя не спасут даже жалкие подачки своему божку. Или ты готов так за раз испоганить карму?
– Ты безумен, это не твоя ученица! – снизошёл до ответа княжич, с силой сдавливая пальцами девичье личико. И – вдруг отпрянул, словно громом поражённый.
– Понял? Теперь – она моя ученица! Так что, проваливай со всей своей кодлой, да побыстрее! Урод…
– Мы ещё сквитаемся… – прошипел Самсон, отступая. Старик не ответил, молча провожая своими подслеповатыми глазами удаляющегося злодея и его подручных, и смотря, как те забираются в свои брошенные тут же неподалёку флаеры. Только когда небольшие юркие агрегаты взлетали один за другим и скрывались из виду за густыми кронами, жрец, опираясь на свой посох, заковылял к пострадавшей. Та, после того, как её отпустили – вернее, бросили – просто осталась лежать на земле, свернувшись калачиком.
– Как ты, бедненькая? Вот сволочи-то, а… На вот, держи! – дрожащая морщинистая рука протянула старый пыльный плащ. – Вижу не очень, но чувствую, подлечить тебя надо бы… Потому, надевай, да попробуем до города добраться, там должен целитель найтись. Идти-то сможешь? Я тебя поднять не смогу, если что, всё сама… Да, так, умничка… Давай, давай, чем скорее до эскулапа доберёмся, тем лучше будет. Облокотиться можешь, небось не упаду… Вот, хорошо…
Так, медленно-медленно, постоянно что-то успокаивающе бормоча, старик повёл девочку по дороге. При этом, его грустный-грустный взгляд был устремлён вдаль – жрец размышлял, и думы его были явно не самыми лёгкими.
Slice FFA157D60012CE05
Главные ворота стольного города Хёрдбурга, будто из последних сил сжимаемые ноги спасающей свою честь женщины, еле-еле пропускали поток стремящихся внутрь путников. Пешие, конные, подводы, целые караваны – всё это людское многообразие смешивалось, будто бурлящий зловонный поток канализационных вод. И стремилось попасть внутрь, разбиваясь о равнодушные лица и копья стражников, что взимали подать на входе.
– Эй, куда, куда! Стоять. Гони монету, проходимцы!
– У нас нету ничего, не видишь, я нищий?
– Нищий? Какой же ты нищий? А это кто у тебя, а? – стражник протянул руку и откинул капюшон плаща с молча стоявшей рядом с пытавшимся проникнуть внутрь стариком низенькой фигуры, открыв жадным взглядам окружающих молодое девичье лицо, всё в синяках, ссадинах и порезах. – О-го-го, да ты, старик, зверь, я посмотрю! Прямо даже и не знаю теперь, боюсь-боюсь! Так что, говоришь, денег нет? А с этой как? Давай нам, на часик-другой, пропустим и без…
– Я сказал, у меня нет ничего. А хочешь портить свои отношения с одним миролюбивым божком, за час-другой сомнительного удовольствия – флаг тебе в руки.
– Чего? Ещё раз, для тупых, я не понял!
– Говорю, она ученица жреца. Я – жрец. Так яснее?
– Что… Твою же мать!
– То-то же. Так что – пропусти-ка нас, по добру…
Стражник убрал копьё, молча отступая и скрипнув зубами. Злобно огляделся – видимо, высматривая среди толпящихся вокруг, на ком бы выместить злобу. Старик и хромающая девочка молча прошли в ворота. Спросив у какой-то женщины, где ближайший лекарь, они направившись в ту сторону, куда было показано, и вскоре затерялись в пёстром людском море.
Всё время, пока необычная пара была в зоне видимости, их, не отрываясь, преследовал взгляд начальника стражи. Тот не вмешивался в разговор, но всё слышал. В конце концов, он, будто опомнившись, вдруг сорвался с места и побежал куда-то, мимо давешнего неудачливого воина, жестоко и методично избивавшего какого-то мальчишку-ободранца, неудачно попавшегося под горячую руку.
Жрец же со своей новоиспечённой ученицей, тем временем, добрели до невысокого деревянного дома с коряво нанесённой прямо на стену надписью "Целитель". Постучавшись посохом в дверь, старик вошёл, пропуская вперёд свою спутницу.