— Вот же твари… — злобно процедил Хлебов, который наконец-то прорезался в эфире.
— Ну, слава богу, — невпопад сказал Растов.
Хотя по довоенным нормативам положение третьего взвода было ужасным с уклоном в очевидно безнадежное, по понятиям наступившей военной поры танкисты Хлебова «прочно удерживали занимаемый рубеж, успешно отражая атаку многократно превосходящих сил противника».
Растов, как командир роты, не имел права все свое внимание отдать третьему взводу. Он намеревался оперативно помочь Хлебову огнем своего танка и на полной скорости вернуться к своим, в центр боевого порядка, чтоб не баловали там без него.
Ведение огня Растов наконец-то доверил Чориеву, а сам вперился в командирский тактический экран.
Парсер его танка собирал информацию от всех машин роты. И эту информацию он, как командир, был обязан наконец-то осмыслить…
Но не успел капитан оценить успехи взвода Соснина, как его вниманием завладело темно-серое пятно, стремительно пронесшееся по одному из экранов кругового обзора.
Растов перевел две камеры в режим сопровождения приоритетной цели. И, как только отработали приводы автофокусов, увидел нечто странное.
Капитан не сразу узнал в припоздавшей машине обычный клонский «Рахш». А все из-за цвета. Ну кто, интересно, отдал приказ выкрасить стального монстра в цвет беспилотника-шпиона? Кто и зачем?
Но страннее всего была эмблема, занимавшая почти всю высоту башенной скулы.
Восьмиконечный красный крест, приплюснутый сверху. Похожий то ли на снежинку из дизайнерского кошмара, то ли на противотанковый еж, разглаженный космодромным катком, дурой в три этажа высотой…
Растов не был суеверен и с упорством человека, одаренного физически, презирал всяческую «эзотерику». Но если бы умел, если бы смог прочесть эту подсказку судьбы, то узнал бы: явление серого стального зверя с инфернальной красной снежинкой на башне не предвещает ничего хорошего.
Танковые парсеры третьего взвода были перегружены целями. Ни один ствол не метнулся к волочащему за собой пыльный шлейф серому «Рахшу».
Автоматика родного танка Растова тоже не отреагировала на появление новой цели. Поэтому капитан отобрал управление и у парсера, и у Чориева (наводчик обиженно крякнул), после чего совместил прицельный визир с четвертой упрежденной точкой — она соответствовала башенному погону, самой уязвимой детали «Рахша» в лобовой проекции.
— Усиленный бронебойный! — рявкнул Растов.
— Есть усиленный бронебойный! — отрепетовал автомат заряжания.
Мелодично звякнул досылатель.
Многообещающе зашипела автоматика затвора.
Пробег снаряда по стволу отозвался в ступнях Растова бодрящей дрожью, опередив на доли секунды грохот выстрела, задавленный активной акустикой наушников.
Двенадцатикилограммовый лом длиной в руку взрослого человека преодолел расстояние до серого «Рахша» за несколько мгновений.
На залихватски скошенном лобовом листе башни сверкнула отчетливая, нестерпимая вспышка.
К сожалению, попадание пришлось совсем не туда, куда метил Растов.
— Командир, вы это… пониже забирайте, — робко посоветовал Чориев.
— Да знаю я, что ниже, — огрызнулся Растов.
Новую прицельную точку он выбрал сразу же.
Но для того чтобы сделать следующий выстрел, танку требовалось время.
Оказалось, что выпущенный усиленный бронебойный был заодно и последним в укладке автомата заряжания.
Теперь нужно было ждать, пока сержант Субота перебросает десяток контейнеров со снарядами из кормовой ниши в лоток автомата. Тяжелая физическая работа, между прочим.
— Субота, да что ж ты возишься так долго?! — в досаде воскликнул Растов и тут же потребовал от Фомина: — Степа, а давай-ка… полный вперед!
Фомин немедленно выполнил. Но приказание настолько не соответствовало обстановке и было настолько странным, что не возмутиться он не смог:
— Зачем еще этот «полный вперед», командир?! Ведь сожгут! Как пить дать сожгут!
Но Растов как не слышал его.
Для капитана в мире существовали теперь только две вещи: красная снежинка на серой броне и холостое, голодное жужжание автомата.
— Готово! — выкрикнул Субота и кудряво выругался чему-то своему; про такие реплики в пьесах пишут: «в сторону».
Растов выстрелил.
Одновременно с ним заговорила пушка над красной снежинкой.
Говорила она то же, что и все прочие танковые пушки во Вселенной: «ад!», «смерть!», «крышка!», «нет спасенья!».
Но поскольку на «Рахшах» — Растов во всех нюансах знал вражескую матчасть, в Харькове учили на совесть — стоял экзотический револьверный автомат ускоренного заряжания, все это она выплюнула заплетающейся скороговоркой.
Все шесть снарядов расточительный клон выдал одной очередью.
Танк Хлебова разрезало надвое.
Вероятно, первым же снарядом ему раскурочило передний бронелист днища. А потом еще как минимум два смертоносных подарка, воспользовавшись проделанной брешью, разорвались у дальней стенки боевого отделения.
Растов был уверен: после такого не выжил никто. Ну разве что особой милостью Божьей.
Но на внимательное отношение к достойной того трагедии машины Хлебова у капитана не было времени. Ведь перед ним по-прежнему серел танк врага — с виду целый.
Нет, что-то в этом танке изменилось…
Но что именно?
Первым как следует разглядел супостата внимательный Чориев.
— Ты полбашни ему снес, командир, клянусь тысячей ташкентских девственниц! Там капец всем пришел!
Растов дал увеличение.
Черт возьми, он и правда попал!
Снаряд пришелся под верхнюю кромку башенной крыши.
Он сбрил ее полностью, распоров сверхпрочные швы молекулярной склейки и прихватив за компанию почти всю оптику.
С зазубренного края свисала окровавленная рука с клонскими армейскими часами.
«Неужели только мехвод остался?» — с робкой надеждой подумал Растов.
Но нет.
Выстрелы загремели неожиданно.
Первый…
Второй…
Третий… И сразу четвертый…
Теперь клон бил одиночными. И до невероятия прицельно.
Своей мишенью методичный гад избрал последнюю уцелевшую машину из взвода Хлебова, а именно — танк номер 305.
Первый же выстрел оторвал «триста пятому» правую гусеницу.
Второй снес башню с упитанным российским орлом.
Третий выбил из-под днища фонтан красной грязи.
Ну а четвертый проделал в лобовой броне дыру размером с грейпфрут.
— Что за шайтан?! — возмутился Чориев. — Мне снится это?!
— Мне снится то же самое, брат, — тихо отозвался Фомин.
За время этого обмена репликами Чориев успел выстрелить дважды, а Растов, оторопевший не меньше вверенных ему бойцов, — обнаружить на экранах кругового обзора целого и невредимого Хлебова.
Залитый кровью с ног до головы чернокожий лейтенант бежал по земле на четвереньках — шустро, как младенец-переросток. Но двигался он куда-то совсем не туда, куда следовало бы, а его пухлые губы шевелились, будто он говорил вслух с травинками…
«Контузия», — подумал Растов.
От разбитого «триста второго» к Хлебову приближались, и тоже ползком, трое.
Растов машинально отметил, что все спасенные танкисты находятся в зоне эффективного огня пулеметов серого «Рахша».
Клоны всегда в таких ситуациях открывали огонь. Они имели приказ хладнокровно выбивать дорогой личный состав врага и выполняли его с прилежным упоением.
Но пулеметы этого «Рахша» почему-то молчали.
Растов, впрочем, не сомневался в том, что это случайность. Либо механизм заклинило, либо патроны кончились, либо стрелок-оператор молится Ахурамазде и надиктовывает на планшет мемуар «Как я разводил педали злонравным друджвантам». Вот сейчас он надиктовывать закончит — и…
Впрочем, если серьезно, то стрелок-оператор мог быть и мертв: кого-то же они все-таки в башне сейчас прикончили — наводчика, командира, стрелка-оператора?!
А Чориев, как назло, все никак не мог добить вертлявого клона, который только что развернул башню прямиком на их машину!
Дистанция была такой, что промахнуться не представлялось возможным. И вопрос был лишь в том, кто успеет выстрелить первым.
Но на приборной панели полыхнул алый транспарант системы «Кольчуга», парсер взвизгнул: «Ракеты на подлете!» — а Фомин, в который раз продемонстрировав сверхчеловеческие рефлексы, резко бросил бронированную тушу назад.
Поэтому снаряд, выпущенный Чориевым, пошел к цели с метровым смещением. И с двухметровой ошибкой пришли в расчетную точку оба последних снаряда клонского аса.
Карбид-вольфрамовое жало оскользнулось о броню растовского Т-10 и зарылось в землю на глубину артезианских вод.
На этом бой для них закончился.
Через секунду позицию разгромленного взвода Хлебова накрыли разрывы клонских ракет, Растов получил категорический приказ комбата уходить в джунгли, и бронированные гиганты, заслужившие честь полагать себя непобежденными, один за другим рванули к спасительной опушке джунглей — напоенных влагой, залитых неприязненным сумраком, инопланетных.