Сергей Зайцев - Куэнкэй

Сергей Зайцев

Куэнкэй

Автор благодарит Дмитрия Самохина за участие в создании образа куарай.

Глава 1

Почуяв отклик,[1] Куэнкэй-Ну[2] пробудился.

Все его соплеменники по-прежнему пребывали в Спячке, а сам он очнулся лишь потому, что поддерживал осаша[3] – выпал его черед Стража, и он вынужден был дремать на границе сна и яви, отслеживая изменения в мефа.[4]

Оттолкнувшись длинными костяными иглами, в которые за время спячки превратились его пальцы, Куэнкэй-Ну легким движением приподнялся на пружинистом ложе, сплетенном из гибких ветвей куарай-кустов, и оглядел пространство гнезда. Оглядел как слабым внешним,[5] так и основным внутренним зрением. Темнота, влажный теплый воздух, пронизанный густым уютным запахом соплеменников…

Самцы, напоминая в позе сна пучки скрученных замшелых веток, лежали вдоль стен округлой пещеры, каждый на своем ложе. Дальше всех от входа, там, где теплее всего, находились вождь и старейшины, а самки лежали вместе, на большом общем ложе в центре пещеры, скучившись и завернувшись в крылья для защиты от холода. Самцам же холод не помеха, и крыльев у них нет, охотнику не нужны крылья, а вот чтобы долететь до пищи,[6] пока она еще теплая, живая, лишь парализованная точным ударом хвостовой иглы охотника, да, тут крылья крайне необходимы…

Куэнкэй-Ну задрожал от возбуждения, ноздревые впадины раздулись, втягивая запах течки, запах спаривания, запах продолжения рода…

И вынужден был себя одернуть.

Нельзя, время не пришло.

Что же его разбудило?

Стоило ему задуматься, и его чутье заработало полностью, прощупывая мефа за пределами гнезда. И почти сразу молодой охотник почуял пищу. Он знал, что сезон Сна[7] не завершен, и пищу трогать нельзя, ее естественный прирост еще не восстановился после последней Охоты, но он почувствовал что-то новое. Чужое, незнакомое.

Нужно проверить, решил Куэнкэй-Ну. И заспешил к выходу, ловко перемещаясь длинными прыжками на полусогнутых нижних лапах, и помогая себе верхними в движении, для равновесия. Тихий цокот окостеневших пальцев не разбудил соплеменников, даже когда он перепрыгивал через их тела. Еще немного, и охотник выбрался из пещеры.

Снаружи стоял день – серый, холодный день, именно такой, какой и бывает во время сезона Сна, когда засыпает вся природа, не в силах противостоять сезонному холоду. Снег за время сна так и не выпал, поэтому земля тоже была серой, жесткой, вся влага в ней превратилась в кристаллы.

Недалеко от выхода из пещеры тускло блестело зеркало замерзшего водоема.

В два длинных, почти парящих прыжка Куэнкэй-Ну выскочил на лед и, растопырив когти, мгновенно остановил скольжение. Затем внимательно осмотрел свое отражение в темной прозрачной поверхности. За сезон Сна он определенно подрос, подумал Куэнкэй-Ну, издав удовлетворенное шипение. Его когти на пальцах всех четырех лап удлинились почти вдвое, а к остяной наконечник хвоста окончательно затвердел, превратившись в гладкое жало. Да и костяной гребень, тянувшийся от надбровных дуг через затылок и вниз, вдоль позвоночника, пророс острыми зубцами. Сторожить покой племени всегда поручают молодняку, молодым охотникам легче проснуться в случае опасности, они более подвижны и чутки и проводят сезон Сна в полудреме, поэтому к началу сезона Охоты вырастают больше своих спящих сверстников. И теперь Куэнкэй-Ну стал совсем взрослым. И получил право на охоту.

Может, и хорошо, что он проснулся раньше других…

Взгляд невольно скользнул по ритуальному куарай-кусту, росшему на берегу водоема. Центральный ствол куста-предка был не толще, чем тело самого охотника, длинные пальцы Куэнкэй-Ну могли обвиться вокруг ствола два раза, а вот чтобы добраться до его макушки, пришлось бы встать на голову еще одному такому же, как и он сам, первогодку. Сухой ствол куста-предка обрамляли тонкие жесткие ветки, лишившиеся листьев еще перед сезоном Сна, концы веток растопыривались древесными иглами – защита от безмозглых пожирателей веток[8] – сладкой пищи, спящей сейчас в далеких берлогах. Цвет коры у куста был такой же, как и цвет кожи охотника – серо-зеленый, и такой же морщинистый, но в отличие от куста, кожу Куэнкэй-Ну покрывала тонкая маслянистая пленка – защита от влаги и холода.

Ради забавы Куэнкэй-Ну присел на основании хвоста, задние лапы поджал, а тонкие передние вытянул вверх и широко растопырил длинные окостеневшие пальцы, превратив ладони в ощетинившиеся когтями розетки. Подумав, задрал вверх и хвост, воткнув в низкое небо жало. Да, теперь он и сам выглядит так же, как его древесный предок, от которого, по преданиям племени, произошел род Охотников за Пищей, род куарай.

Спохватившись, Куэнкэй-Ну подбежал к кусту, распахнул розетку длинных узких челюстей и осторожно сжал острыми клыками одну из веток, выражая общепринятым в племени способом почтение к кусту-предку. Посчитав свой долг выполненным, охотник прямо с того места, где стоял, взметнулся всем телом в воздух, кувыркнулся вокруг оси, разворачиваясь в прыжке носом к ледяной поверхности пруда, и ударил в падении когтями. Тонкий лед звонко проломился, охотник ушел в темную воду, заработал всеми лапами, ввинчиваясь в холодную вязкую плоть водоема, резко оттолкнулся от илистого дна и снова выскочил на поверхность, в обрамлении водяного фонтана и брызгах колотого льда.

Два прыжка, и он снова сидел на берегу, фыркая и отряхиваясь.

Разминка помогла как следует разогреть тело, а ледяная вода не задержалась на его маслянистой коже, скатилась вниз, окропив мерзлую почву.

Пища. Близко

В нескольких прыжках от пруда росло несколько больших, разлапистых семенных деревьев,[9] с веток которых свисали грозди вялых родильных мешочков, слабо покачиваясь на холодном ветру. Нахохлившись, на одной из веток, не замечая опасности, сидело маленькое, длиной всего с ладонь без когтей, озябшее существо – древоптица.[10] Не успев удивиться столь неожиданной удаче, Куэнкэй-Ну обездвижил существо мысленным прикосновением. Если не обращать внимания на размер, древоп тица была весьма отдаленно похожа на самку охотников куарай, и так же не обладала разумом. Пища. Взрослому охотнику много не надо, и одной малявки хватит, чтобы насытиться на целый день охоты. Пища нужна для самок, для выведения потомства. Но древоптица для выведения потомства не годилась, в нее даже яйцо не отложить: мала…

Больше не рассуждая, Куэнкэй-Ну подбежал, сцапал жертву когтями и проглотил, не жуя. Затем замер, прислушиваясь к внешним, пространственным ощущениям. Определив направление, понесся стремительными, почти бесшумными прыжками по стылой земле, лавируя среди кустов и деревьев сонного безжизненного леса.

Ясно было, что пробудила его не древоптица.

Отклик исходил от более крупного существа. И Куэнкэй-Ну обязан был его найти и выяснить, откуда оно взялось…

Что-то мелькнуло в поле зрения, охотник резко остановился, замер, заученно превратился в «куст», сжал сознание в кулак.[11] Он увидел странное существо. Летающее существо. Без крыльев. Величиной с голову охотника, это существо медленно, с тихим жужжанием скользило по воздуху на высоте прыжка, не обращая на охотника внимания.

Не ощущая в нем ни малейшего биения жизни, Куэнкэй-Ну мысленно пощупал его… И существо вдруг упало, покатилось по земле. Он подскочил, обнюхал, царапнул когтем твердую, тверже чем у камня, поверхность. Запах незнакомый. Несъедобный. Куэнкэй-Ну недоуменно фыркнул, быстро теряя интерес. Мертвое летающее существо? Но если оно уже было мертво, как оно могло умереть еще раз? И как оно могло летать? Неважно. Зов пищи все сильнее. Настоящей пищи, хотя и странной. Осторожность. Он не должен ее упустить.

Куэнкэй-Ну бежал долго, зов пищи вел его уверенно и властно.

Он бежал долго, но не уставал, охотник рожден для бега, для поиска. Наконец он оказался рядом. Он выбрал для наблюдения небольшой холм, чтобы с его вершины обозревать как можно больше лесного пространства, и замер среди куарай-кустов. Можно было забраться на дерево, но там труднее замаскироваться. А среди куарай-кустов он и сам – куст. Незнакомая пища могла быть опасной, как пожиратели веток после сезона Сна – нередко случалось, что зверь, защищаясь, перекусывал неудачливого охотника пополам. Сначала нужно выяснить, что пища собой представляет.

Куэнкэй-Ну наблюдал довольно долго, испытывая интерес и волнение.

Удивительно. Пока длился сезон Сна, появились новые существа. Совсем новые, таких молодой охотник раньше не видел. И наставник[12] никогда о таких не рассказывал. Новые твари обитали в причудливом, мертвом, непонятно откуда взявшемся здесь, в лесу, гнезде, обладавшем таким же безжизненным запахом, как и то летающее создание, убитое охотником раньше. Гнездо чужаков было блестящее, словно лед на свету, и большое, очень большое – в родовую пещеру куарай оно бы точно не влезло, вздумай его кто туда затащить. А видом напоминало обкатанный водой плоский вытянутый валун, один конец гнезда вдавился в землю, а второй, приподнятый на высоту прыжка, опирался на такие же блестящие, как и его поверхность, лапы. Несмотря на сравнение с валуном, поверхность гнезда была неровной – из нее то тут, то там, словно осязательные усы на крыльях самок куарай, торчали какие-то прутья. Но Куэнкэй-Ну интересовало не столько чужое гнездо, охотника интересовали его обитатели. Они пахли незнакомо, но хорошо. Так пахнут живые. И существ было почти столько же, сколько имелось пальцев на передних конечностях охотника. Пока он бежал, он чувствовал их, как единое целое, но теперь убедился, что их много, только чувства их связаны воедино, как и у охотников куарай в родовой пещере, это-то и его и сбило с толку. Но связь между ними была какая-то неправильная, она то появлялась, то исчезала.