— Его убили, — сообщил я приятелю. — Утащили сюда, допросили и удавили. И сделал это не человек.
Рамон прикоснулся к шее иудея, вытер пальцы о плащ и отступил подальше.
— Темное дело, — решил он.
— Темнее не бывает, — подтвердил я.
Мы спустились с чердака, я забрал из каморки разодранный портфель с поцарапанным маузером внутри и предложил:
— А что если мы его не нашли?
— Вообще не нашли? — уточнил Рамон.
— Зашли в комнату и наткнулись на оборотня. За оборотня нам точно ничего не будет.
— Кроме денег.
— Кроме денег, — кивнул я. — Думаю, отпечатки челюстей подтвердят мою версию.
— Было бы неплохо, — вздохнул крепыш и направился вниз.
Я последовал за ним, выдвинул из–под стола с игровыми костями табурет и уселся на него, давая отдых усталым ногам.
— Надо вызвать полицию, — решил Рамон, — пока не вернулись хозяева и не выкинули нас вон.
— Пошли кого–нибудь из соседей, — предложил я, перезаряжая «Рот—Штейр». — Пяти франков за глаза хватит. А лучше никуда не ходи. Не знаю, что за тварь убила иудея, но она до сих пор может быть в доме.
Табурет я, к слову, поставил так, чтобы видеть и лестницу, и обе двери.
Рамон забрал выложенный мной на стол винчестер и отошел к выходу.
— Кто бы ни заплатил за твою шкатулку, у него намечаются серьезные проблемы, — утешил он меня. — Перед смертью иудей наверняка выболтал имя заказчика.
Я только поморщился и попрекать Рамона тем, что он бросился в погоню за оборотнем, не стал.
Какой теперь в этом смысл? Разругаться?
К тому же от тела Аарона веяло чем–то столь запредельно жутким, что у меня не было ни малейшего желания встречаться с убийцей иудея лицом к лицу. Возможно, своей неосмотрительностью Рамон спас наши жизни.
С тяжелым вздохом я достал из портфеля бумажник Малка, раскрыл его, изучил на просвет обе банкноты, потом одну за другой проверил монеты.
— Что ты делаешь? — удивился Рамон, когда я разложил нож и принялся кромсать бумажник в поисках потайного отделения.
— Он говорил, что у него при себе десять тысяч франков.
— Опиумный бред.
— Может, и нет. Сейчас вернусь.
С пистолетом в руке я поднялся в комнату на втором этаже, забрал пиджак иудея и спустился вниз. Прощупал, не обнаружил ничего подозрительного и принялся вспарывать швы.
— Лео, если тебе нечем заняться, можем сыграть в маджонг, — пошутил Рамон.
— Очень смешно, — пробормотал я и вдруг ощутил под пальцами шорох тонкого бумажного листка. Осторожно, стараясь не порвать, вытащил его в прорезь, присмотрелся и замер, не веря глазам.
Рамон приблизился и присвистнул:
— Чек на десять тысяч франков! Это же чертова куча денег! — Но его радость продлилась недолго, он разглядел отметку об отказе в погашении и разочарованно протянул: — С ним расплатились дутой бумажкой! И кто этот ловкач?
Я молча сложил чек пополам и убрал его в собственное портмоне.
— Мой дядя, граф Косице, — произнес я и резким движением руки смахнул на пол игровые костяшки. — Мой родной дядя, подумать только! Да я удавлю его собственными руками!
— Боюсь, — покачал головой Рамон, — кое–кто доберется до него раньше тебя. — И он ткнул пальцем в потолок, напоминая о задушенном иудее.
— Ерунда! — отмахнулся я, поднимаясь на ноги. — Нам надо просто поторопиться, только и всего!
На улице раздался пронзительный полицейский свисток, и Рамон вздохнул:
— С этим тоже не все так просто.
Я выругался и отвернулся к окну, на мутном стекле которого со стороны улицы что–то увлеченно вычерчивал пальцем лепрекон. Мелкие капельки мороси постоянно стекали по стеклу, нарушая рисунок, и от усердия он даже высунул язык.
«Виселица!» — вдруг понял я. Коротышка рисовал виселицу с веревкой и человеком в петле!
Просто отличное предзнаменование!
Лепрекон заметил мой озадаченный взгляд, накинул себе на шею воображаемую петлю и склонил голову набок, изображая предсмертные конвульсии.
Я взял табурет и со всего маху швырнул его в окно.
Настроение было ни к черту, и я точно знал, что дальше будет только хуже.
Но петля? О нет, я еще потрепыхаюсь…