Виктор Ночкин - Власть оружия. Страница 56

— Я сделал? — спросил Игнаш. — Нет, это ты сделал. Ну так что, будешь стрелять в меня наконец? Или как? А то здесь жарко становится. Давай, стреляй уж, покончим с этим.

Астах молчал, поглядывая то на Игнаша, то на дым, плывущий из окна. Потом решился, вскинул обрез, Йоля всадила ему нож в бедро, Мажуга упал, выбрасывая руку к лежащему в пыли кольту. Пуля, выпущенная из обреза, ушла вверх и расщепила дверной косяк. Йоля вывернулась из ослабшей хватки, отскочила в сторону, дважды бабахнул кольт. Астах завалился на спину, на лице его застыло удивленное выражение.

— Ну вот и все, — устало сказал Мажуга, поднимаясь. — Йоля, лезь в самоход, поедем отсюда…

В дверях позади него хлопнул выстрел, звук был совсем негромкий, и Мажуга не сразу сообразил, почему вдруг ноги перестали его держать, и что это с ним такое приключилось, что он валится и валится… и валится. Когда он упал, Йоля увидела в дверях женщину. Круглолицая блондинка с дымящимся пистолетом, который она судорожно сжимала обеими руками. Женщина зажмурилась и снова вдавила спусковой крючок. Пуля вжикнула над головой Йоли, та метнулась в сторону, в другую, блондинка стреляла еще и еще. Она палила, не раскрывая глаз, не целясь, пули уходили куда-то в стороны, Мажуга корчился на земле, под ним расплывалась темная лужа, в крови отражался свет фар, луч прожектора и языки пламени, уже показавшиеся в окне второго этажа.

Расстреляв обойму, блондинка уронила руки и завыла. Йоля споткнулась, упала на колени. Над головой грохнул выстрел — не пистолет малого калибра, а ствол помощнее. Самоха, дохнув перегаром, хрипло произнес над сидящей Йолей:

— Вот теперь готово.

Блондинка, заливаясь кровью, распростерлась на пороге. Здание уже горело в нескольких местах, густые клубы дыма валили из окон, ползунья шкура на них корчилась и лопалась, языки пламени пробивались наружу.

— Эй, Игнаш, вставай, — позвал Самоха, — ты чего? Чего ты, Ржавый?

Они бросились к Мажуге, подхватили с двух сторон, подняли. Тот обвис в их руках, запрокинув страшно побледневшее лицо.

— Идем, дочка, бежать отсюда нужно, — пропыхтел оружейник. — Скорей! В грузовик его, я за руль сяду.

Они с трудом затащили вяло шевелящегося Мажугу в кабину, Йоля села рядом, обхватила его обеими руками, ей казалось, что если выпустить Игнаша хоть на миг, мир опрокинется. Руки были скользкие от крови, но она держала крепко.

— Йоля, — прошептал Игнаш, — так всегда бывает. Люди думают, что они оружию хозяева, что управляют им. На самом деле… послушай…

Он закашлялся, на губах выступила кровь.

— Молчи, молчи, — просила она, — береги силы.

— Нет, я должен сказать… я понял. Оружие не просто над нами властвует, оно нас ведет. И… и… и приводит… к…

Самоха завел двигатель, стал сдавать назад, бормоча, что нужно спешить, потому что зарево над усадьбой сейчас заметят те, кто на буровой…

— Ничего, — твердил толстяк, — ничего, вот привезем его в Харьков, первым делом к лекарям. Знаешь, какие у нас в цеху лекари? Они, дочка, и мертвого поднимут, вот какие… Ты рану зажми, тряпку какую или что… А, ты уже сама догадалась, это правильно, правильно, дочка…

До Харькова Мажуга не дотянул. Он перестал дышать у того самого холма, где Йоля впервые увидела небо над собой. Теперь она попросила Самоху остановить грузовик и помочь ей выкопать могилу. Небо и впрямь было красивым, сперва темно-синее, с медленно бледнеющими звездами, потом розовое, красное и, наконец, пронзительно-голубое.

Самоха терпеливо ждал и после того, как пригладили землю на могильном холмике. Ждал, пока Йоля смотрела в небо…

Когда совсем рассвело, на горизонте громоздкой серой глыбой встал дым сотен труб, он медленно поднимался к небесам, набухал колеблющейся громадой, струи различных оттенков сплетались, смешивались в бесформенную массу — как будто равнина вспухала волдырем, который вот-вот прорвется, и брызнет оттуда что-то опасное, смертоносное. Так и было на самом деле — из этого города во все концы Пустоши везли оружие. Оно обладает великой властью над людьми, оно ведет их странными и опасными путями. Йоля долго глядела на чудовищный дымовой волдырь, вздувшийся над равниной, серый призрак того, старого, давно умершего города. Будто силуэты древних зданий встали среди степи и колышутся под ветром.

— Куда ж ты теперь, дочка? — спросил Самоха. — Хочешь, идем со мной, а? В Харьков? Домой…

Йоля встала, утерла мокрые щеки, подтянула узел, стягивающий вышитый Лушей платок, и помотала головой. Она не хотела возвращаться в Харьков — город, который дал ей все, и который затем все отнял. Бескрайняя Пустошь лежала перед ней, и «беретта» в кобуре на поясе уже вела Йолю странной дорогой.