Роман Терехов
Авантюрист
Лесная опушка встретила пришельцев яркими красками и запахами ранней осени. Покрытые дорожной пылью и насекомыми туши внедорожника и микроавтобуса разбавили лесные ароматы зловонной струей, а выбравшиеся на травку из утроб машин люди раскрасили поляну пестротой одежды и огласили округу натужно-радостными воплями. Жизнь прямоходящая и окультуренная, по моим ощущениям, казалась чужеродной на фоне сибирской природы, спешившей насладиться последними теплыми деньками.
Мои ряженые спутники собрались в той или иной мере поучаствовать в ролевке. Я же предвкушал полноценный пикник на свежем воздухе. За все лето я так ни разу и не выбрался на настоящую, дикую природу. Всякие шашлыки на дачах по выходным и даже заморский отдых в расчет не шли. Море, солнце, песок и «все включено» — унылая разновидность эрзац-отдыха. То ли дело — посидеть с удочкой в лодке посреди таежного озерка на рассвете, пугая комарих репеллентом! Или побродить полдня по березовым колкам в поисках грибов, которые уже собрали предприимчивые пейзане. Даже у порошкового пива в хвойном лесу совсем другой вкус, оно у костра не в пример приятнее, чем сваренное в иных заведениях. Сегодня мне была обещана не банальная пьянка «на пленэре», а культурно-массовое мероприятие под названием «Ролевая игра». Здесь уже собрались реконструкторы, медиевисты и всякие дивные люди, ушибленные томами фэнтези, стремящиеся уйти от несовершенства нашей жестокой реальности.
— Богдан, помоги ребятам! — В поле зрения появилась крашеная блондинка. Можно сказать, моя половинка. Милое личико с набросками фэнтезийного макияжа выражало готовое сорваться с язычка «Хватит пить» — как мне надоела эта ее дежурная фраза!
Помогать надо было девам и отрокам, которым предстояло отыгрывать свиту эльфийской не то принцессы, не то жрицы, а груда багажа, по мнению Алки, могла надолго вывести их из образа. Ведь эльфы, как известно, не потеют. И вообще, мужик не должен болтаться сам по себе, а обязан приносить пользу семье и обществу.
— Иду-иду, — отрыгнул ячменным ароматом в сторону мелированной копны волос. Проклиная себя за слабость к большим сиськам, яростно растоптал допитую банку, сунул ее в карман рюкзака — мусора и без моих стараний на поляне хватало — и отправился на подмогу прыщавым лузерам-архимагам и субтильным лучницам-анорексичкам.
Алка, Алка! Клевые буфера, помноженные на практичность! Я всегда к ним стремлюсь, хотя они лишены не только интеллекта, но и терпения, и творят со мной ужасные вещи. То, что не удалось растоптать высокомудрому начальству, досталось на растерзание Алке, ее изящным пальчикам — с ноготками в дорогом акриле за мой, заметьте, счет. Впрочем, как поется в одной песне: «Нас атомной бомбой напугаешь едва ли». Я забыл репеллент против насекомых, зато универсального средства от юной стервы и ее малосимпатичных подружек припас в избытке. Слишком долго ждал отдыха на природе, чтобы позволить кому-то мне его отравить.
Транспорт отогнали на специально отведенную стоянку, а навьюченные рюкзаками и баулами участники, болельщики и просто отдыхающие вроде меня подались по тропе. Туда, где между деревцами виднелись разноцветные палатки, бродили интересные люди и откуда приятно тянуло дымком.
Костер горел ровно и мощно, щедро разливая вокруг тепло и свет. Пламя согревало меня снаружи, а добрый глоток коньяка изнутри. Костер, ночь, звезды — романтика!
Шепот огня и треск пожираемых дров временами заглушали шум лагеря ролевиков. Отбегав в своей амуниции целый день по лесам, ребята «зажигали» до упора. Бессмысленно и беспощадно.
Мне не спалось, я сидел у костра вблизи границы нашей стоянки. Не спалось вовсе не из-за песен, разговоров и пьяной движухи, бурливших в лагере, несмотря на позднюю ночь. Но когда в кустах неподалеку блюют, а соседнюю палатку сотрясают плотские утехи, находиться в таком окружении лично мне некомфортно, хотя уснул бы, конечно, хоть и не сразу. Говоря откровенно, главная причина моего бегства на окраину лагеря — это Алка. Не горел желанием встречаться с ней сегодня вечером. Даже развлечься битьем физиономии ее нового знакомца не хотелось. Я не альфа-самец, и Алка — уже не моя территория. Не нужна мне такая жена.
Поэтому устроился на изрядном удалении от эпицентра хмельного веселья. Приволок два бревна средней толщины и соорудил подобие скамейки. На длинную часть верхнего накинул сложенную вчетверо накидку, чтобы сиделось мягко и без последствий. Запасся дровишками. Из камней соорудил основательный очаг. Развел костерок, утер трудовой пот и откупорил припасенную загодя бутылочку.
Я не искал полного уединения. Едва обустроился, как, подобно мотылькам, на мой огонек вырулила из окрестных зарослей сладкая парочка. Их украшенные пирсингом и затейливыми рисунками лица так и светились от счастья. Скорее всего, нашли друг дружку на ролевке. Я не стал выяснять. Они хотели погреться и помолчать в объятиях друг друга, а мой костерок удачно встретился им по дороге. Когда влюбленные ушли в лагерь, подвалил архимаг в бесформенном плаще и рваных джинсах. Очкастый субтильный стихоплет неожиданно возжелал человеческого общения и признания своих талантов. И, конечно же, «догнаться» на халяву. Парня я выпроводил буквально двадцать минут назад, потратив на него аж полкружки драгоценного эликсира, и теперь жадно ловил момент единения со стихиями огня, воздуха и земли.
Рука прошлась по шершавой коре и наткнулась на вбитый в бревно туристический топорик, который нужно вернуть владельцу. Мой собственный топор — вычурное изделие, приобретенное в бутике бесполезных, но дорогих туристических товаров и оранжевых футболок с игривыми надписями, — пал жертвой гонки эльфийских вооружений. Некто из свиты «Электродрели» смотрелся недостаточно внушительно, и Алка, со свойственной ей бесцеремонностью, решила «как лучше», меня не спросив. Вечером, после игры, видел на поясе у ее приятеля мою собственность: цветная наклейка на кожаный чехол и нитка с бусинами, намотанная вокруг топорища, превратили мой топор в игровой реквизит. Вскипел, но от мордобоя и выяснения отношений удержался. Все-таки не юнец какой.
Так я остался с голыми руками против груды сухостоя, собранного для костра. И когда встал вопрос о рубке дров, пришлось поднять задницу, пересилить себя и топать к соседям. Я патологически не люблю просить. А тут пришлось. Встреченные персонажи либо меня игнорировали, либо «лепили отмазки», ибо отдавать нужную в хозяйстве вещь незнакомцу дураков не было. В итоге, отыгрывая роль эдакого Кисы Воробьянинова и проклиная легкомысленность моей подруги, добрался аж до стойбища орков.
Брутальные мужички с зелеными рожами и вставными клыками, одетые в кожаные и металлические доспехи и вооруженные колюще-режущими предметами, явно собирались в поход. Если они чем и могли снабдить приблудного цивила, то указанием верного пути в русском народном стиле.
Выручил меня некий персонаж, откликавшийся на имя Сан Саныч и среди явных бойцов больше похожий на представителя «интеллигентной профессии» — на шамана. Пусть без бубна, зато с сумкой. Орк Сан Саныч увидел меня не сразу, хотя я, назойливо выпрашивая требуемое, пробрался уже в центр стойбища. Мужик сквозь клыки пробормотал что-то про «наглых глюков», старчески покряхтел, сгибаясь в подкольчужнике, и одарил меня видавшим виды топориком. Если бы знал «зеленокожий», с кем за компанию я приехал на игру, то, возможно, я не в руки получил бы от него вожделенный инструмент, а по темени этим самым инструментом.
Орочья дружина выдвинулась по своим игровым делам, а я вернулся к нашим палаткам и погрузился в медитацию с перерывом на необременительные хозяйственные работы. Потом в лагере развернулись во всю ширь народные гулянья, мне стало некоторым образом не до орков, а Саныч за своим добром не пришел. Затем топор вновь потребовался для устройства нового места дислокации вот здесь, на окраине лагеря. Незаметно стемнело, да и лень-матушка, пользуясь безмолвием утопшей в алкоголе совести, нашептала, что удобнее вернуть взятое утром, на свежую голову.
Стояла на удивление теплая и практически безветренная ночь. Заботы и проблемы растворились в алкоголе или ушли с дымом в небо. Я пошевелил палочкой головни, и столб искр устремился к звездам. Искорки дружным потоком рвались ввысь. Огненный вихрь, мощный в метре от земли, на высоте в полтора метра уже значительно редел. Некоторые искорки гасли в самом начале пути, другие исчезали позже, и лишь несколько искр сверкали чуть дольше и улетели выше прочих. Но и эти тоже гасли. Картина навевала мысли о бренности сущего и предопределенности бытия, что в свою очередь порождало легкую тоску, но я не отказал себе в удовольствии запустить в атмосферу раз за разом несколько сотен стремительных огненных крох.